Лев Николаевич Гумилев никогда не афишировал свои чисто литературные способности, хотя техникой и музыкой русского стихосложения владел в совершенстве. Он прекрасно понимал, что его выступления в этом жанре будут сочтены претенциозными, на первое место выйдет не обсуждение их действительной ценности, а выявление влияний «папы и мамы». Ведь даже на лекциях Гумилева по истории нередко встречались люди, настойчиво просившие его рассказать о родителях. Не вдаваясь в анализ литературного творчества Льва Николаевича Гумилева (пусть это делают профессионалы-литераторы), нам хотелось бы здесь отметить, что такой интеллектуально-философский поэтический стиль, каким владел Гумилев, мог сформироваться только на основе широчайшей эрудиции, глубокого знакомства с культурой как западного, так и восточного мира. Это отмечали многие из тех, кому довелось познакомиться с поэзией Гумилева-сына. Мы представляем читателям их высказывания и оценки. Пусть читатели судят об этом сами, а мы искренне надеемся, что эта книга доставит радость многим из них.
«Человек редкой эрудиции, прежде всего, в области истории, географии, этнографии (этнологии), сопряженных с ними дисциплин, он к тому же был великолепным знатоком литературы и особенно — поэзии. Именно от него, как и другие мои товарищи по заключению, впервые услышал я великое множество стихов таких поэтов, о которых не имел, да и не мог иметь по тем временам ни малейшего представления.
Лев Николаевич не только хранил в своей бездонной памяти стихи множества поэтов — он и сам получил от обоих своих родителей удивительно образное мышление и прекрасный поэтический дар. Иногда читал он мне, один на один, и собственные свои стихи, в том числе сильного, глубоко гражданского звучания. Я боялся, что он их так и не „перевел“ на бумагу, и они потеряны навсегда. Но в последнее время выяснилось, что какая-то часть этой стороны его творчества, к счастью, сохранилась, и есть надежда, что они будут собраны воедино и представлены читателям».
«…несколько опубликованных стихотворений в последние годы его (Л.Н. Гумилева. — Сост.) не уступают по своей художественной силе поэзии его прославленных родителей».
«Увы! Похоже, он задавил в себе поэта ради ученого-этнографа. А возможно, он был чересчур строг к себе и считал свой поэтический талант ниже таланта своих родителей, а оказаться на вторых ролях не позволяло ему обостренное самолюбие. Во всяком случае, после лагеря я уже ни разу ничего не слышал о Гумилеве-стихотворце…»
«Лев — не только совместное произведение великих поэтов, но и сам поэт и, по всему, не уступит прославленным родителям.
Он (Л.Н. Гумилев, осенью 1939 г., в Норильском ИТЛ. — Сост.) читал мне свои стихи, я знакомил его со своими философскими системами <…> В тот первый день знакомства он прочитал мне наизусть „Историю отпадения Нидерландов от испанского владычества“, написанную на лагерном сленге — новорусском языке, как мы вскорости окрестили этот полублатной жаргон. Мой восторг воодушевил Льва, он поразил меня тонким чувством слова, остроумием, силой речи. Именно в тот вечер он прочел мне программное, как нынче говорят, поэтическое свое представление о себе. Доныне восхищаюсь этим мастерским произведением („Дар слов, неведомый уму“)».
М.Г. Козырева
В.Н. Воронович
I. О нем
А. А. Ахматова