— поет Ламберт из колонок — Алёна Ночковская, которая фанатела о него, встречалась с ди-джеем, и на вечеринках он часто ставил какие-нибудь песни глэм-рокера, чтобы её порадовать.
— Этого стоило подождать так долго, — негромко произношу я, смотря на неё. Боже, я никогда не устану восхищаться её простой, но такой исключительной красотой. Она была не особо высокой, чуть выше моего плеча, но очень пропорциональной, и особенно хорошо это было заметно в платье, золотистым атласом облегающим её фигуру и ниспадающим узкой юбкой до щиколоток. Тонкие руки, украшенные лишь одним золотым браслетом, обвивали мою шею, пальцы гладили затылок, утопая в волосах, а мягкое дыхание щекотало кожу на ключицах.
Девушка поднимает голову, взглянув на меня. Аквамариновые глаза сверкнули интересом и даже надеждой — только на что?
— Чего ждать? — так же тихо спрашивает она.
— Танца с тобой.
Она хмыкнула, чуть вздернув бровь.
— Матвей, не буду говорить, что мои ноги не трясутся от мысли, что ты и правда мог ждать танца со мной все это время, но не надо…
— Что? — подталкиваю я её продолжить фразу.
— Играть со мной. Не забывай, что я знаю тебя пять лет, причем очень неплохо знаю. Ты красиво говоришь, когда девушка тебе интересна, но потом так же красиво уходишь.
— Перестань, — шепчу я, касаясь губами её чудесных золотистых волос. — Я искренен как никогда. Я клянусь своим дипломом, что мне вручили сегодня днем, что я ждал его не так сильно как ту минуту, когда ты согласишься приблизиться ко мне меньше, чем на расстояние вытянутой руки.
Она рассмеялась и подергала этими самыми руками, соединенными за моей головой.
— Как видишь, я гораздо ближе.
Её смех, её счастливая улыбка, блеск в глазах, смотрящих на меня так… так светло… она вся была светом.
— Ты специально надела золотое платье, чтобы показать нам, простым смертным, что ты дитя богов? Вряд ли найдется ещё одна девушка, которая смотрелась бы в нем так же неотразимо!
— Ты мне льстишь! — вновь улыбается она, видно, что ей очень приятны мои слова — совершенно искренние, между прочим! — Я купила его в последнюю минуту, и мне ещё повезло, что Света заставила меня остановиться и примерить его, потому что я хотела голубое. Оно мне даже чуть-чуть великовато, но ушивать уже было некогда.
— Уверен, что ты смотрелась бы сногсшибательно в любом платье, которое надела, но это… — я ещё раз окинул её взглядом, лишь на миг задержав его на красиво очерченной груди, не в пример другим нашим одногруппницам, достаточно целомудренно скрытую лифом, — оно идеальное для тебя. Ты и правда как… как солнце.
Нежный блеск в её сказочных глазах заставляет моё дыхание слегка сбиться, она закусывает губу.
— Очень подходит к моему имени, — произнесла она.
— Хм… — я стараюсь отогнать мысли об этих губах и сосредоточиться на том, что они говорят, а это сложно, учитывая, что я уже прикончил три бокала шампанского. — Почему?
— Меня бабушка всегда звала старинным вариантом моего имени. До того, как пойти в школу, я все лето, а порой и больше, если родители уезжали заграницу устраивать бизнес, проводила у неё в деревне, среди мудрых стариков, которые совершали некоторые нехристианские обряды, вроде венки и папараць-кветка на Купалу, каляды перед Рождеством, сожжение чучела на Масленицу… Я так привыкла к другому звучанию своего имени, что потом всё равно всегда звала себя так… Аполлинария… А ведь это имя произошло от имени греческого бога солнца Аполлона.
Я прижался к ней так тесно, что её лицо касалось моего носом.
— Так ты и правда солнечная… — губы дотронулись до её губ, но этого было уже мало…
— Выходит, да. — Голос девушки дрогнул и стих, когда я обхватил её лицо и вовлек в один из самых нежных и жарких одновременно поцелуев, на которые был способен.
… I" m a sleepwalker, walker, walker, — проносится у меня в голове, когда я рывком сажусь на кровати.
Сон вновь, как всегда ускользал от меня, но я неосознанно протянул руку, пытаясь поймать его — её — и не дать в этот раз оставить меня. Не теперь.
И она осталась. Образ девушки, которую я сам назвал Солнечной, ясно предстал перед моим внутренним взором, и я понял кто она.
Полина Ступова была моим Солнечным наваждением. Она была матерью Ариадны.
XXII
Рассвет встретил меня на полу гостиной, где я разложил альбом нашего выпуска. Он вышел толстый, там было много общих фотографий и каждого в отдельности. В том числе и Полины.
Боже, как я раньше не догадался? Эта мысль уже не один десяток раз появилась в моей голове, пока я смотрел на большой снимок девушки. Взгляд устремлен чуть вверх, словно она о чем-то задумалась, и её шикарные голубые глаза — точь-в-точь как у Ариадны! — не утратившие свою исключительность даже после обработки фотошопом, вновь заставляли меня забывать, о чем я думал в предыдущий момент. Она не знала, что будет съемка в тот день, поэтому была совершенно естественна: светлые волосы, всегда слегка вьющиеся, заколоты сзади, пара прядок выбилась и обрамляла лицо; из косметики лишь тушь, даже губы не блестят; под горлом виден светло-голубой край свитера. И все равно я не мог отвести от неё взгляд.
Полина нравилась мне всегда, ещё с первого курса, но уговорить её пойти со мной на свидание не удалось ни разу за пять лет (видимо, все же удалось, раз в соседней спальни спит её уменьшенная копия). Она отшучивалась, охотно вступала со мной в спор, парировала мои комплименты, но не сдавала ни одного сантиметра обороны. На её глазах я переспал с большей частью девчонок нашего потока, и это было хорошим примером, насколько я серьезно отношусь к девушкам.
Что самое забавное, к ней я относился абсолютно серьезно. Сначала увидев красивое личико, я повел себя как обычно, то есть похвалил формы, спросил, не больно ли было падать с неба и не плакали ли ангелы, теряя самую красивую свою сестру — выполнил свой стандартный подкат, который до этого действовал безотказно. Я видел себя в зеркале не раз и знал, что мой рост, хорошая фигура, темные художественно растрепанные волосы и взгляд темно-серых глаз с легким прищуром всегда действовали раньше слов, а красивые фразы просто закрепляли эффект, но тут я получил такой же витиеватый отказ. Полина не отказывалась дружить, быть напарником на парах, прикрыть, если я опаздываю на лекцию к требовательному Юрию Владимировичу Садкову — не важно, по каким причинам — но пойти даже просто выпить кофе сразу же забраковывала. Я встречал гордых девушек и раньше, но таких — нет, и это, по законам психологии, меня постегнуло. Моя бабушка Оля была такой же: легко находила общий язык со всеми, очаровывала мужчин и не вызывала зависть у женщин, могла поговорить на любые темы, и я, в детстве позиционируя себя как деда, мечтал связать свою жизнь с такой женщиной, как она. И я её нашел, только вот повел себя не так сразу же, а по-другому не умел. Вот и стало ясно, что все мои искренние в дальнейшем порывы были восприняты за упорство, уважаемое, но безрезультатное.
К пятому курсу я реально начал сходить по ней с ума. Она не дразнила меня, не приводила в универ своего парня (я даже не знаю, был ли он у неё), как другие девчонки, не рассказывала о приключениях в личной жизни. На самом деле я знал о ней лишь крохи, которые она позволила мне узнать. Вся она, воплощение неразгаданной тайны, так привлекала меня, что я был готов признаться, что влюблен по уши. Об этом было известно лишь Владу, и то в разумных рамках, он думал, что я просто хочу добиться её, не отставая. В какой-то промежуток времени она ему тоже нравилась, но он получил тот же ответ, что и я, и быстро сдался, вскоре встретив Ирину. Я же не мог прекратить думать о ней и пытаться доказать, что она не просто красивая мордашка для меня. Не получалось…