– Итак, он высадил из грузовика пятерых.
– После этого он отвез меня на мою точку и приказал вылезать из кузова. Включил мой маячок, отдал его мне и сказал: «Иди». Честно говоря, я даже не взглянул на место высадки, а сразу отобрал у него пистолет. Потом заставил обменяться со мной одеждой, выкинул его из машины, сказав ему, как он мне: «Иди», и пошел разбираться с водителем. Помнится, его фамилия была Силантьев, ефрейтор. Отличный парень, мы с ним неплохо проводили время.
– То есть вы спокойно уехали, оставив капитана Малкова посреди сибирской тайги без средств к спасению, зимней одежды, компаса...
– Он собирался проделать то же самое со мной.
– ... и маяка.
– Я отдал маячок Силантьеву, когда высадил его из кабины на шоссе в Ессей.
– Силантьева нашли там, где вы его оставили.
– Я сказал, что его скорее подберут, если он не тронется с места.
– Его, как и положено, подобрали через двенадцать часов. Он только слегка обморозился.
– Он был хохмачом. Мы с ним немало повеселились вместе.
– А капитан Малков замерз, – сообщил Хольцер.
– Да? – Снова полное безразличие со стороны Бахуда.
Хольцер внимательно всмотрелся в его лицо, выискивая хотя бы малейшие следы раскаяния. Их не было.
– Так написано в рапорте. Вы вернулись в Ессей в рекордное время – пять часов с момента высадки.
– Это был простейший способ, вам не кажется?
– Ваши наставники с этим не согласились, поэтому вы и оказались здесь.
– По их мнению, я нарушил правила. Но это чушь, не было никаких правил. Мне никто не говорил, что я не могу поменяться с капитаном местами.
– Очевидно, никому до вас не приходило в голову, что это возможно.
– Я всегда считал, что русским чуточку не хватает воображения, – проговорил Бахуд.
Хольцер кивнул.
– Согласимся с этим. Вы знали, что у капитана Малкова была жена и трое детей?
– Откуда я мог это знать?
– Вы никогда этим не интересовались?
– Мы с ним почти не разговаривали.
– Я имею в виду, впоследствии. После того, как стало известно, что он замерз. Вы ни разу не поинтересовались, осталась ли у него семья?
Бахуд посмотрел на Хольцера, по-птичьи склонив голову набок. В его взгляде засквозило любопытство.
– Он не имел прямого отношения к «Школе», – наконец проговорил он. – Я не был с ним знаком. Да и зачем? Он был для меня ноль без палочки.
Хольцер занес «ноль без палочки» в блокнот. Он не знал этой идиомы, но без труда понял ее смысл.
В досье Бахуда особо подчеркивалось отсутствие у последнего чувства социального сознания, которое люди называют совестью, но, все же, столь полное безразличие к человеческой судьбе оказалось для Хольцера неожиданностью. Он был знаком с убийцами, не раз убивал сам, но в каждом случае существовал разумный повод для убийства – срочная политическая необходимость. Он знал людей в любой момент готовых оставить начиненную взрывчаткой машину на оживленной улице и взорвать десятки ни в чем не повинных прохожих, но все же им требовался для этого какой-то предлог. Ну, в самом крайнем случае, какая-нибудь демагогическая болтовня вроде: «в борьбе за свободу жертвы неизбежны», «революций без крови не бывает» и тому подобное. Формулы иногда теряли смысл или менялись, и Хольцер нередко сам удивлялся, почему после стольких лет риторики, жизни в подполье и многих тюрем, он не дошел до той грани, когда бы он выполнял свою работу исключительно потому, что ничего больше не умеет. Но даже ожесточившись душой, став безмерно циничными, Хольцер и все, с кем ему доводилось работать, признавали, что следовать формуле необходимо. Даже они, ни в грош не ставившие человеческую жизнь, признавали, что в подобных делах надо сохранять хотя бы видимость справедливости, поддерживать определенный имидж.
Бахуд же не только не скрывал, что ему абсолютно безразличен человек, которого он убил, но и не понимал, почему ему следует притворяться, что это не так. Очевидно, его «наставники» распознали эту черту характера «ученика» и таящуюся в ней опасность: раз ему безразлично все помимо самого себя, он будет практически неуправляем. Средств управления человеком в принципе не так уж много: первое – это идеологические убеждения, а при их отсутствии – деньги и иные материальные ценности.
Советы посчитали Бахуда одинаково готовым к беспредельной жестокости и предательству и отказались от его услуг. «Школа мастеров» была создана для выявления самых находчивых и жестоких убийц и террористов в мире, но только тех, которые поддаются управлению.
Тем не менее, несмотря на свою бесполезность для них и их стран-сателлитов, Бахуд все еще имел ценность на черном рынке, перенасыщенном низкопробными головорезами и испытывающем недостаток в высококлассных профессионалах. Когда для экономики Советского Союза наступили тяжелые времена, появились признаки окончания «холодной войны» и близкого распада Восточного Блока, люди типа Бахуда стали неудобны, и, спеша избавиться от него, тюремщики предложили его на продажу. Хозяева Хольцера решили повнимательнее изучить товар перед покупкой.