Смутившись, она лихорадочно старалась что-нибудь придумать:
— Джон, я…
— Не бойтесь, я вас не укушу. Мои родители тоже не кусаются.
— Я не знаю, о чем с ними разговаривать.
— У вас с ними есть кое-что общее.
— И что же это?
— Вы тоже считаете, что я замечательный.
И, не дав собеседнице возможности ответить, он улыбнулся своей очаровывающей многозначительной улыбкой и наклонился к Келли. Ноги девушки предательски приросли к полу, глаза невольно закрылись. Она почувствовала прикосновение мягких губ к кончику носа. А к тому времени, как она очнулась, Джон Хопкинс уже исчез. Да, он воистину человек замечательный.
Несколько часов спустя Келли сидела перед туалетным столиком в своей квартирке, расположенной тут же, на третьем этаже «Надежды», и расчесывала волосы до тех пор, пока они не образовали черную шелковую накидку, закрывшую ее простую фланелевую ночную сорочку. Из зеркала на Келли смущенно смотрела недоверчивая ранимая девушка.
Есть в Джоне что-то такое, что отличает его от других мужчин, которые пытались, но не смогли произвести на нее впечатление. Что же именно? — размышляла она. Конечно, он очень привлекателен внешне. Но за свои двадцать семь лет она встречала других мужчин, почти таких же привлекательных, как он. Однако только Джон умел быть забавным и добрым, своевольным и нежным. К тому же он достаточно образован, чтобы соревноваться с ней в эрудиции, и достаточно скромен, чтобы не восхищаться собой. Но, самое главное, он не просто собрание всех этих замечательных качеств — он Джон. Просто Джон. И хотя Келли упиралась, избегала его, боролась с собой…
Она отбросила эту мысль и глубоко спрятала свою тоску, так же умело, как оборвала разговор о Санта-Клаусе. Келли привычно собрала волосы и заплела их в косу.
Келли не стригла волосы с того дня, когда ей исполнилось восемнадцать лет и она покинула дом своих приемных родителей, которых ей нашли власти графства Беркшир. Родная мать Келли очень гордилась волосами дочери и вплетала в них красивые ленты или придумывала всяческие прически, закрепляя их нарядными цветными заколками. Когда Келли исполнилось семь лет, ее мать и отец погибли во время пожара и не осталось никого, кто мог позаботиться о девочке. Первая же приемная мать, которая приютила Келли, ужаснулась, бросив взгляд на голову своей питомицы, и, усадив ее на стул в кухне, умело остригла волосы до плеч.
Келли стригли также и в четырех других домах, где ей довелось жить потом. Уход за длинными волосами требовал слишком много времени, горячей воды и шампуня. Никто из ее приемных родителей не хотел быть жестоким, просто все они были перегружены работой, им мало платили, а Келли не могла побороть застенчивость и поэтому послушно позволяла уродовать свои роскошные волосы.
Но как только она стала независимой, никто больше и близко не смел подойти к ней с ножницами. Она знала, что испытания, перенесенные ею в детстве, оставили в ее душе неизгладимый след. Ее чувства в отношении Рождества имели определенные корни.
Одиннадцать лет Келли встречала Рождество в семьях со скудным бюджетом. Одна из семей к тому же была религиозной до фанатизма, на Рождество там не было ни подарков, ни даже украшенной елки. Другая семья была чересчур многочисленна, и самое лучшее, на что Келли могла надеяться, это чтобы те джинсы, которые она ежегодно получала от Санта-Клауса, пришлись ей впору.
Став взрослой, Келли покончила с нищетой. Она обрела друзей, и до сих пор обменивалась рождественскими поздравительными письмами со своей второй приемной матерью. Когда она закончила колледж, приехала вся ее последняя семья, чтобы отпраздновать это грандиозное событие.
Келли научилась всему, что ей необходимо было знать, чтобы выжить, а дисциплина и давление, которое оказывали на нее приемные родители, научили девушку ценить упорный труд и самостоятельность суждений. Прожив всю свою жизнь в Англии, она чувствовала себя, однако, продуктом американской системы воспитания, твердо решив никогда больше не ставить себя в зависимость от чьей-либо милости. Эта решимость и привела ее в конечном счете на должность директора детского приюта «Надежда».
Келли понимала, что ее собственный опыт будет бесценным, когда ей придется иметь дело с такими же девочками, какой была она. Впрочем, не совсем такими. Девочки из «Надежды» мало напоминали Келли Слоун, тихую и благонравную. Травмированные своим несладким прошлым, они были причислены к категории «трудных детей», и от них отказались даже приемные родители.
Рождественские списки… Келли и без Джона знала, что у всех ее подопечных есть такие списки. Когда-то и у нее был подобный список, неизменный в течение многих лет. Одно Рождество сменялось другим, но первым в списке всегда оставался котенок, беспомощный маленький котенок — ее полная собственность.