– Мне можно всё! – Презрительно скривился Алви и шагнул на законника с таким видом, словно откусить голову ему тоже было можно.
– Я понимаю, господин ректор, ваши полномочия безграничны, но дело мисс Ковальски уже отправлено в столицу.
– А конфискат? – рыкнул Алви так, что дознаватель втянул голову в плечи. – Отвечайте! Это важно!
– Абсолютно все материалы, связанные с тайным сообществом, заговором и прочими нюансами отправлены в Королевское надзирательное управление два дня назад. Дело закончено. Велено было сдать в центральный архив как особо важное.
– Ясно, – поджал губы Алви. – Принесите мне опись отправленного. Я знаю, она у вас есть.
Он уселся размашисто в кожаное кресло, указал мне на второе под раскидистой пальмой с застывшим на стволе гекконом. Я присмотрелась: настоящий? Нет, был похож на муляж.
– А студентка Ковальски? – потоптался на месте дознаватель. – Может, её отвести в допросную?
– Во-первых, она отстранена от учёбы на год и сейчас является практиканткой. Во-вторых, я, кажется, чётко изъясняюсь. Мне нужна опись и самоходная машина.
– Есть, сэр. Разрешите идти?
– Идите, – вальяжно кивнул Алви.
В здании, где не раз допрашивали и приводили в исполнение наказание, мне было не по себе. Так что даже климатическая магия не спасала от духоты. Едва дознаватель покинул нас, я перегнулась через широкий подлокотник кресла и прошептала:
– Зачем вам опись? Вы решили взламывать центральный архив королевского надзора?
– Приятно осознавать, что ты считаешь меня идиотом, – с едким сарказмом ответил он. – Предложи ещё заодно взломать мозги кому-нибудь из министров.
– Я была бы не против.
– Не против она… – фыркнул Алви. – И после этого говори, что роль вселенского зла тебе маловата.
– Исключительно из любознательности, сэр, посмотреть мастера за работой, – потупилась я, поймав себя на том, что меня вновь заносит.
– Угу, чтобы потом мастеру самой мозги снести.
Что ж, по крайней мере, радует, что он считает меня на это способной. Или дразнит просто?
Я глянула на него искоса, снова оттянула ворот.
Одни мы были не долго. Дознаватель принёс папку, с поклоном подал лист бумаги. Алви внимательно прочитал листок и кивнул.
– Идём.
– Если вам потребуется помощь с наказанием за провинности студентки Ковальски, прошу, обращайтесь.
Алви хмыкнул.
– Всенепременно. Не ложитесь сегодня спать. Обязательно вызову.
Дознаватель внезапно покраснел и протянул Алви бляшку-ключ.
– Это от машины, сэр. Как вы просили.
На всякий случай я решила не спрашивать, куда именно мы поедем. У моего спутника очевидно был план.
К моему удивлению, авто ректора выехало из ворот академии и остановилось у салона мисс Мансуры. В ответ на мой взгляд Алви сказал:
– Тебе надо переодеться, а то испаришься быстрее, чем начнётся побочка от ритуала.
Я растерянно развела руками.
– Простите, сэр, но я не прихватила денег…
– Не важно. Скажешь, что на мой счёт. – Он протянул мне визитку ректора с золотым вензелем.
– Но это неловко, сэр.
– Неловко ходить в шерстяном платье в тридцатиградусную жару.
Имелась и ещё одна неловкость: в лавку модистки я не заходила с того самого момента, как мы с Лили и Наядой специально раскритиковали платье Данки Маджоре так, чтобы она от него отказалась. Это был наш небольшой трюк с энергиями.
– Стесняешься? Пойдём вместе. – Алви спрыгнул с водительского сиденья на брусчатку.
И я поняла, что препираться глупо.
– Нет, спасибо, я сама.
Я дёрнула за ручку двери. Тренькнул мелодично колокольчик. Я вошла и наткнулась на взгляд владелицы салона. И без магии менталиста стало ясно, что здесь мне категорически не рады.
Глава 9
Агнес
Мы столкнулись взглядами с мисс Мансурой, модисткой. Она поджала уголки губ, выражая презрение. В глазах промелькнула вакханалия пыток, которые она с радостью бы ко мне применила, включая поганую метлу, так что сразу захотелось сбежать. Но Алви стоял за дверью, и было чертовски жарко. Наверное, следовало извиниться.
Я набрала в грудь воздуха, он встал комом.
Никогда не думала, что просить прощения так сложно! Почти больно, словно ты царапаешь собственное эго. Нет, если извинение фальшивое, то проще простого. Но оно не сравнится с настоящим признанием того, что была не права. Признать это – словно лишиться того кусочка себя, который отчаянно стремился быть правым, словно вырезать его скальпелем без наркоза и оставить открытую рану со словом «Простите».