— Ну? — спросил Фарадей.
Бич беспомощно поднял руки.
— По моей части все прекрасно, я бы сказал. Может, проблема с озвучивающим устройством? Но диагностика ничего подобного не подтверждает. Или это побочное воздействие работы системы жизнеобеспечения?
— Исключается, — возразила Макколлам, склонившись над своим пультом. — Кроме того, она работает едва ли не на десятую часть своей первоначальной мощности. Что такое могло с ним произойти сейчас, чего не было прежде?
Заговорил Спренкл, сидящий на дальнем конце терминала.
— Вы все исходите из того, что тут имеет место техническая проблема. А что, если это не так?
— Тогда почему он не разговаривает с нами? — спросил Бич.
— Он разговаривает с нами, — сказал Спренкл. — Но на джанска, а не на английском.
— Вот-вот, — тоном ангельского терпения подтвердил Бич. — Что и наводит на мысль о неисправности озвучивающего устройства.
— А почему, собственно? — спросил Спренкл. — Может, ему теперь просто удобнее изъясняться на джанска. — Он помолчал. — Или, может, он забыл, как говорить по-английски.
Бич бросил странный взгляд на Фарадея.
— Я что, единственный тут, кому не нравится, как это звучит?
— Давайте не будем впадать в панику, — посоветовал Фарадей, хотя и у него по спине побежали мурашки. — Доктор Спренкл, как мог он забыть английский? Мне казалось, по вашим же словам, что в процессе клеточного замещения его память и личностные характеристики не претерпели изменений.
— Это правда, — согласился Спренкл. — По крайней мере, так обстояло дело при последней проверке шесть недель назад. Но, как известно, все течет, все изменяется. Иногда совершенно неожиданно.
За дверью послышались шаги. Фарадей повернул голову…
— Доброе утро. — На пороге стоял Гессе, пробегая взглядом по их лицам. — Как дела?
— Рейми не может или не хочет разговаривать с нами по-английски, — заявил Бич. — Ганс предполагает, что он окончательно превращается в туземца.
Челюсть Гессе отпала.
— Ничего себе, — пробормотал он.
— Приветствуем ваше возвращение, — вставил Фарадей. — Как там Земля?
— Просто прекрасно, благодарю вас, — рассеянно ответил Гессе, пересек помещение и встал за спиной Спренкла. — Что это значит — «окончательно превращается в туземца»?
— Эверетт слегка преувеличивает. — Спренкл бросил на Бича сердитый взгляд. — Возможно, Рейми просто не пожелал в процессе разговора переходить на другой язык. В конце концов, он никогда не был человеком того типа, который свернет с пути, чтобы помочь другому. Ему прекрасно известно, что мы можем осуществлять перевод с джанска.
— А может, все дело в оборудовании. — Гессе потер щеку. — Где он сейчас?
— В самом низу Уровня Два, — ответил Миллиган, глядя на изображение, поступающее с зондов-шпионов. — Ест что-то такое, чего мы никогда не видели прежде.
— Это, кстати, тоже интересный вопрос, — заметила Макколлам. — Бытует мнение, что, чем дальше от солнечного света, тем растительность однообразнее, а не наоборот. Но это из тех растений, которых наверху нет.
— Может, ему не нужен солнечный свет. — Гессе перешел туда, где сидела Макколлам. — Может, оно питается неким эквивалентом тех горячих серных извержений, которые есть в глубинах земных океанов.
— Может быть, — согласилась Макколлам. — Например, радиацией из ядра Юпитера. Или, возможно, у этих растений такой жизненный цикл, при котором основной рост происходит в верхних слоях атмосферы, после чего они впадают в спячку и опускаются вниз.
— Ну, хватит пока об этом. — Гессе посмотрел на Миллигана. — Что там с установкой Маккарти? Она еще функционирует, надо полагать?
Бич и Макколлам обменялись быстрыми взглядами.
— Нет возможности выяснить это, — ответил Бич. — Ее можно протестировать только в состоянии полной активации.
— Чего я посоветовал бы сейчас не делать, — быстро вмешался в разговор Спренкл. — Пока нет никаких признаков того, что он что-нибудь узнал.
— Я в курсе, благодарю вас, — сказал Гессе. — С другой стороны, я заметил, что статические помехи стали гораздо сильнее.
— Это потому, что он уходит на глубину, — объяснила Макколлам.
— Я и сам это понимаю, — раздраженно сказал Гессе. — Если мы начинаем терять его, когда он даже не достиг Уровня Три, чертовски велика вероятность того, что он окажется вне пределов досягаемости прежде, чем что-нибудь узнает. — Гессе перевел взгляд на Фарадея. — И если он и впрямь в процессе того, чтобы окончательно превратиться в туземца, что бы это ни значило, у нас могут возникнуть серьезные проблемы.
— И что вы предлагаете? — спросил Фарадей. — Пойти напролом и сообщить ему истинную причину его пребывания там?
Гессе перевел взгляд на Спренкла.
— Вы психолог. — В его устах это прозвучало как обвинение. — По-вашему, возникла опасность того, что он может забыть свое человеческое происхождение?
Спренкл поджал губы.
— Проблема вообще-то в том, что он не человек. По крайней мере физически.
— Но он ведь сохранил человеческие воспоминания и личность? — настаивал Гессе.
— Так это выглядит, — ответил Спренкл. — Но физическое тело воздействует на психическое и эмоциональное состояние. Не существует способа выяснить, насколько глубоко это воздействие или насколько глубоко оно станет со временем.
— Если мне позволено высказать свою точку зрения, я бы посоветовал рассказать ему, — предложил Бич. — И чем скорее, тем лучше. Эта ложь и так затянулась слишком надолго.
— Я сообщу вам, когда в проекте «Подкидыш» все будет решаться демократическим путем, — холодно сказал Гессе, со свистом втянул воздух сквозь зубы и покачал головой. — Нет, мы потянем еще немного. Пусть он подрастет и сможет заплывать достаточно далеко, без чего невозможно выполнить то, что от него требуется. Еще какое-то время он будет иметь доступ на Уровень Один. По крайней мере иногда. — Он сделал попытку улыбнуться. — Всем спасибо.
Он направился в задний угол, где уже закипали кофеварка и чайник. Бросив взгляд на инженеров и убедившись, что все заняты своим делом, Фарадей подошел к нему.
Гессе заговорил первым.
— Прошу прощения, — сказал он, потягивая кофе. — Мне не следовало разговаривать с ними в столь резком тоне.
— Не стоит извиняться, — ответил Фарадей. — По крайней мере передо мной. Похоже, дела на Земле идут не слишком гладко?
Лицо Гессе заметно напряглось.
— Это еще мягко сказано. Совет Пятисот начинает проявлять нетерпение относительно «Подкидыша», полковник. В особенности та группировка, которая поначалу и проталкивала проект. И у меня создалось впечатление, что это нетерпение распространяется на нас с вами лично.
— Еще и двух лет не прошло, — заметил Фарадей, не в силах сдержать раздражение. По его наблюдениям, Совет Пятисот начал проявлять замаскированное нетерпение чуть ли не на второй день существования проекта. Эти политические игры уже надоели ему до чертиков. — Боже мой, ведь Рейми еще Подросток! Если они не в состоянии понять, что это долгосрочный проект, им нельзя позволять даже улицу переходить самостоятельно.
Гессе вздохнул.
— Думаю, это больше проблема политического давления со всех сторон. За последние несколько месяцев было множество вроде бы незначительных кризисов доверия, и у меня сложилось впечатление, что Совет Пятисот теряет поддержку. И не только на Марсе и Луне.
— Конечно, «Подкидыш» уже давным-давно утратил свою новизну в глазах общественного мнения, — заметил Фарадей.
— Как это обычно бывает с сенсациями подобного рода, — мрачно согласился Гессе. — В особенности если происходит что-то столь волнующее, как марсианские бунты.
Фарадей состроил гримасу.
— Типично для общественного мнения. Множество аргументов за и против. Я так понимаю, вы там были?