— Драсни не хочет видеть меня. Это невозможно после того, что я…
— Она знает, что ты сделал, — напомнил ему Пранло. — И еще ей известно то, о чем ты, похоже, забыл: что это была ее идея. И что в результате спасена жизнь десяти детей.
— Ну да, все верно, — с горечью сказал Манта. — И все это ценой ее чувства собственного достоинства, самоуважения — и ее ребенка. Да, конечно, оно того стоило.
— Она знала, чем рискует, — ответил Пранло. — И была готова заплатить любую цену.
— Но ее Малыш?..
— Чтобы ты знал, у нас уже есть двое детей, — резко ответил Пранло. — Подросток и Юноша. В следующий раз эта машина может захватить именно их.
— Выходит, она пожертвовала собой ради детей? — спросил Манта.
— Отчасти. А отчасти чтобы помочь уже захваченным детям. — Пранло ударил хвостом. — Но главным образом она сделала это ради тебя.
Мышцы Манты напряглись.
— Ради меня?
— В каком-то смысле ты тоже был пленником людей, как и дети, — ответил Пранло. — Она понимала это. Вообще-то я думаю, что ради этого одного она заплатила бы любую цену, даже если бы никто не захватил наших детей. Она сделала бы что угодно, лишь бы ты оказался свободен.
— Нет. — Хвост Манты возбужденно дернулся. — Это невозможно.
— Ладно, хорошо. Тогда кто из нас лжет, она или я?
Манта стиснул челюсти.
— Никто из вас не лжет. Просто ты по своей доброте искажаешь истину. Хочешь, чтобы я поверил, будто она… будто она не питает ко мне ненависти.
— Питает к тебе ненависть? — Пранло фыркнул. — Послушай, ты просто большой полосатый дурак. Кто, по-твоему, послал меня сюда приглядывать за тобой? Моя мать?
Манта резко развернулся к нему, не осмеливаясь поверить услышанному.
— Ты хочешь сказать, что она в самом деле не…
— Мы друзья, Манта, — сказал Пранло. — Все трое. Всегда ими были и всегда будем. Чтобы изменить это, потребуется нечто несравненно большее, чем достойные презрения интриги людей.
Манта проглотил ком в горле.
— Три мушкета, да?
— Вот именно. — Пранло зевнул. — И в данный момент, по крайней мере, один мушкет не против соснуть. А что скажешь ты?
— И я тоже. Хотя… Один последний вопрос. Как это ты ухитрился опуститься ниже Гринтаро, чтобы потом вдарить ему по животу?
— Что значит — «как ухитрился»? — Внезапно голос у Пранло стал совсем сонный. — Подплыл под него и расправил свои плавательные пузыри. Откуда, откуда, а снизу он никак не ожидал нападения.
— Нет, я не о том, — настойчиво добивался ответа Манта. — Мы ведь Производители, так? А считается, что Производители не могут опускаться ниже Уровня Четыре.
Пранло снова зевнул.
— Таинственная история, верно? Я понял, что они задумали, вычислил, как могу остановить их, а потом просто заработал плавниками и сделал это. Полагаю, на меня снизошло вдохновение.
Манта состроил гримасу.
— Типа желание освободить меня придало тебе сил?
— Ага, что-то вроде того, — подтвердил Пранло. — Чего не сделаешь ради друга, как говорится. Или, может, все дело в Драсни… Типа препятствия рушатся на пути всех, кто ей близок.
— Это точно, — пробормотал Манта.
— И еще, ты же знаешь меня, — добавил Пранло, и Манта представил себе, как он усмехается. — Натянуть нос представителям власти всегда было моим любимым занятием.
— Ах! — воскликнул Манта. — Выходит, тебя волновало не столько спасти мою шкуру, сколько поразвлечься?
— Ну зачем же так, — мягко возразил Пранло. — Но я всегда говорил — спасти другу ухо и поразвлечься лучше, чем просто спасти другу ухо.
— Надо будет взять на вооружение, — заметил Манта.
— Ну, это нельзя применять на каждом шагу, но да, я такой. Ладно, увидимся утром, Манта. Доброй тебе ночи.
Манта сделал глубокий вдох и долгий, успокаивающий выдох.
— Конечно, — пробормотал он.
И, может быть, впервые со времени ужасного происшествия с Драсни эта ночь действительно была для него доброй.
Глава 23
— Так всегда, — сказал Гессе, опускаясь в кресло у письменного стола Фарадея, — у меня есть хорошие новости и плохие новости.
— Думаю, сам факт вашего появления здесь уже можно рассматривать как хорошую новость, — заметил Фарадей. — Прошел почти месяц с тех пор, как вы навещали меня в последний раз. Я уж было подумал, что Лайдоф отослала вас на Землю вместе с командой «Альфа».
— На самом деле хорошая новость касается как раз положения дел с командой «Альфа», — сказал Гессе. — После продолжительных и непростых переговоров с Лайдоф мои сторонники из Совета Пятисот убедили ее до поры до времени оставить их здесь, на «Главном».
— Хорошо. Но они все еще под арестом?
— Типа того. — Гессе слегка нахмурился. — Мне известно, что теперь они снова в своих комнатах. Под домашним арестом, как и вы.
— Им предъявлено официальное обвинение?
— Не знаю, — ответил Гессе. — Не думаю.
— Тогда под каким предлогом их держат взаперти? — гнул свое Фарадей. — Существует установленный законом предел срока содержания под стражей без предъявления официального обвинения.
— Да, знаю, — сказал Гессе. — Думаю, Лайдоф сумела добиться этого под предлогом временного освобождения их от своих обязанностей или чего-то в этом роде.
— Никогда не слышал о таком, — проворчал Фарадей. — Это какой-то обман.
— Наверняка, — согласился Гессе. — Но у всего есть своя хорошая сторона. Пока им не предъявлено официальное обвинение, есть надежда, что их жизнь и карьера не пострадают, и они выйдут из этой заварухи с чистыми личными делами.
— А пока они вынуждены сидеть взаперти, — возразил Фарадей. — И если не будет расследования, их имена могут так и остаться запятнанными.
— Я ведь только что сказал, что в личных делах не будет сделано никаких записей о случившемся, — напомнил ему Гессе.
Фарадей презрительно фыркнул.
— А кого, к чертям, интересуют эти личные дела?
— В общем-то, никого, — уступил Гессе. — Мне очень жаль, но это большее, чего я смог добиться.
Фарадей с видом смирения махнул рукой и уронил ее на колени.
— Ну, на нет и суда нет. Полагаю, могло быть хуже. Вы сказали, это хорошая новость?
— Да. — Гессе состроил гримасу. — Плохая состоит в том, что группировка, которую я представляю, утратила часть поддержки в Совете Пятисот. Это означает, что Лайдоф и ее сторонники сумели отступить от края обрыва и теперь снова пользуются заметным влиянием.
Фарадей покачал головой.
— Я вас предупреждал, — с горечью сказал он. — Просто еще один холодный фронт в разгаре лета. Ну, и что она собирается делать?
Гессе заколебался.
— Вообще-то точно мне неизвестно. Циркулируют всякие намеки и слухи, но на этот раз она действует предельно осторожно. Я знаю лишь, что она беседовала с некоторыми из самых высокопоставленных генералов службы безопасности Солнечной системы. И не только о марсианских митингах протеста.
По спине Фарадея пробежал холодный озноб.
— Надеюсь, не о введении военного положения?
— Уверен, что нет, — торопливо сказал Гессе. — По крайней мере, я так думаю, — поправился он. — С другой стороны… Нет, это безумие.
— Вашим людям на Земле не мешало бы получше приглядывать за этим, — предостерег его Фарадей.
Ощущение холодного озноба уменьшилось, но не исчезло совсем. Вопрос в том, как далеко эта женщина способна зайти?
— Не сомневаюсь, они так и делают, — заверил его Гессе. — Но просто на всякий случай я напомню им об этом сегодня, когда буду разговаривать с ними.
— Хорошо, — сказал Фарадей. — Не хотелось бы проснуться однажды утром уже совсем в другой Системе. Преданной людьми, которые еще недавно особенно громко провозглашали, как они ее уважают.
По лицу Гессе скользнула тень.
— Да. Я понимаю, что вы имеете в виду.
— Подведем итог, — сказал Фарадей. — Команда «Альфа» под замком, Лайдоф снова у власти, а военные вовлечены в политические дрязги. Есть еще что-нибудь?
Гессе покачал головой, словно отгоняя непрошеные мысли.