- Машка, ну я же читал все твои книги! Ты эту свою Викторию в каждой части на какую-нибудь высоту запихиваешь.
- Это же Виктория, а не я.
- И?
- А я боюсь высоты! - воплю это уже, наверное, в сто тысячный раз, но Чаров меня не слышит.
- Пиши! - командует он, а я лишь послушно склоняюсь над клавиатурой.
- Он должен пригласить тебя на скалодром, а потом прокатиться на лошадях!
- Что? Вот этого уже точно не будет!
Вскакиваю с кресла и воинственно смотрю на Ивана. Он тоже принимает позу гладиатора, и я просто чувствую, как его взгляд скандирует: Ave, Caesar, morituri te salutant#sdfootnote1sym!
- Зачем, Вань?
- Чтобы я поверил, Мань!
Стоим друг напротив друга и пьяным взглядом пытаемся подавить альфа составляющую каждого из нас. Хренушки! Это равный бой.
- Допустим я соглашусь. Что дальше?
- Дальше я помогу тебе заполучить мужчину твоей мечты.
- Тебе-то это зачем?
- Мы семья! Забыла?!
Чаров все-таки гад. Знает, где надавить на больную мозоль и заставить меня выкинуть белый флаг.
- Ну ладно, - все еще как-то неуверенно бормочу я.
- Не забудь про рыбалку написать!
- Ну, Вань.
- Надо, Маруся! Надо.
Этот гадский сосед, как оказалось, знает все мои слабости, фобии и предпочтения. Он, как Анатолий Вассерман#sdfootnote2sym, бьет знаниями по всем фронтам, заставляя меня вывернуться наизнанку.
- Ты пойми, Маха. Я не могу доверить тебя незнамо кому, не будь уверенным в его серьезных намерениях. Если он все выдержит и не сломается, то я благословлю ваш вечный союз.
Вот уже не знаю, зачем мне его благословение сдалось, но после второй бутылки вина я вдруг ясно понимаю: очень хочу, чтобы Иван Чаров присутствовал на моей свадьбе!
- Договорились! - воплю на всю квартиру и, тыча в него пальцем, ставлю свои условия, - но ты будешь подружкой невесты!
Ванька замирает. Вдумывается в мои пьяные речи и сотрясая указательным пальцем в воздухе, кричит:
- По рукам. Но... - что еще за «но»? Мы же уже договорились!
А Чаров тем временем поясняет:
- Насчет подружки не уверен, но рядом постою!
Мы хлопаем ладошками, и вдруг свеча мадам Доры делает огненный кульбит. Пламя ярко вспыхивает, щелкает в воздухе и продолжает свой привычный бег. Смотрим на нее, невнятно пожимаем плечами и продолжаем творить дичь.
Записав все его претензии и пожелания, мы падаем на диван и чекаемся фужерами, кажется, уже третьей бутылки.
- За тебя и твои желания, Мань!
- За меня!
Фужер поднимаю, но уже как-то неуверенно держу в руках. Чувствую, что на сегодня хватит с меня приключений. Устала. Обмякаю на диване и прислоняюсь головой к голове сникшего, как и я, Ивана.
- Зачем он тебе, Мань? - как-то тихо и даже грустно спрашивает Ванька. - Из всех мужиков, зачем тебе этот Лев?
Смеюсь. Горько смеюсь и поворачиваю голову у Чарову. Наши носы практически соприкасаются, когда я произношу:
- Да, потому что я больше ни кому не нужна!
- Неправда!
- Правда, Вань!
Ванька пьяно упирается своим любом в мой и лукаво спрашивает:
- Ну вот, когда у тебя были последние отношения?
Пф-ф. Последние! Ха! Я об этом ни одному живому человеку не рассказывала, но сейчас, под действием всех этих событий и двух бутылок вина, вдруг откровенничаю:
- Мои первые и единственные отношения были на последнем курсе института. То есть примерно четыре года назад!
- Что? - Чаров трясет головой, видимо, чтобы мозги прочистить, и смотрит на меня уж больно внимательно. - Не может быть.
- Может, Вань. Я ведь всегда была странная. Читала и писала истории, - усмехаюсь и словно ныряю в прошлое с головой, - На пятом курсе на меня вдруг обратил внимание староста группы и самый знаменитый парень в институте. Я поплыла… А потом оказалось, что он просто поспорил на меня.
Ванька резко выдыхает, а я, ведомая старыми обидами и воспоминаниями, продолжаю свое повествование:
- Когда поняла, что к чему, то… - смеюсь и продолжаю, - не успело наступить утро, а весь курс уже знал, что звезда института трахнул зануду, отличницу и последнюю девственницу в группе.
- Козел, - зло выплевывает Чаров.
- Да, наверное. Только в тот год родителей не стало, и я совсем погрузилась в свои выдуманные миры, чтобы уйти от не такой уж радужной реальности.
Кажется, Чаров продышаться не может. Воздух легкими усиленно гоняет. Челюсть сжал, того и гляди, зубы крошиться начнут.
- Не все такие, Маш.
- Правда? - смеюсь, конечно. Разве можно такое принимать серьезно?