— Великолепный план, не сразу и сообразишь, как его улучшить, — искренне восхитился Довесок. — А твой отец — как он поживает?
Целительница разом погрустнела.
— Он такой же, как прежде: требовательный, маразматичный, драчливый и вечно всем недовольный. Но он мой отец, и я всем сердцем желаю ему счастья. Я бы отдала за это что угодно.
Довесок навострил уши.
— Что угодно?
— Да! Ты знаешь, что делать?! Я вижу это по твоему лицу и слышу по голосу. Если бы такие вещи передавались по запаху, он бы уже витал в воздухе. Немедленно рассказывай! И требуй, что пожелаешь!
Довесок не удержался и принял благонравную позу.
— Решение очевидно. Следует нанять несколько девушек, похожих на тебя в их возрасте, и одеть их так, как тогда одевалась ты. Пусть они по очереди играют роль его дочери. Прикажи им дрожать от любого неодобрительного взгляда и рыдать навзрыд, когда он будет браниться. Сделай так, чтобы во время твоих визитов одна из них всегда держалась поблизости. Старческое слабоумие подскажет ему, что дочь не оказывает должной почтительности приходящему доктору. Тогда и он останется довольным, и ты добьешься его уважения.
— Какой гениальный и в то же время простой план! — изумленно покачала головой Непогрешимая Целительница. И живо добавила: — Назови свою награду. Ты ее заработал.
— Мне нужно только одно. Тебя это не обременит, а с моих плеч упадет тяжкий груз. Главком Мощный Локомотив, к которому тебя призвали...
— Это уже сделано, — с гордостью перебила Непогрешимая Целительница — Я оживила главкома сегодня утром С его памятью все в порядке. Я здесь как раз поэтому, только-только от его постели. Он просил передать, что желает немедленно видеть тебя и Гениального Стратега.
Довесок обнаружил Даргера на плацу, где тот наблюдал за весьма поредевшей (но неуклонно увеличивающейся но мере того, как солдаты выписывались из госпиталей и возвращались в части) кавалерией. Его другу что-то горячо выговаривал царевич Блистательный Первенец.
— Друзья! Друзья! Как вы можете ссориться? — как можно доброжелательнее вмешался Довесок.
— А как же иначе? — огрызнулся Блистательный Первенец. На привлекательном лице царевича застыло мрачное выражение. — Белая Буря все мне о вас рассказала.
— В самом деле? Очень мило с ее стороны.
— Чести ее слова вам не делают.
— Очень жаль это слышать, — опечалился Даргер. — И весьма странно. Я всегда относился к Белой Буре со всей возможной добротой и уважением.
Довесок, знавший о некоторых подробностях их отношений, спрятал улыбку, прикрыв рот тыльной стороной лапы.
— Пожалуйста, не забывайте, — напомнил он, — что мы у всех на виду и нас могут услышать.
— Она считает вас отъявленными мошенниками, — яростно прошипел царевич, понизив голос — Из тех, что пойдут на любую низость, лишь бы добиться своего.
— Друг мой, мы на войне! — тихо, но твердо откликнулся Даргер. — Еще Козлобородый Дядюшка из Прекрасной Страны говаривал, что правдолюб — находка для шпиона. Вся суть благородной воинской традиции в обмане. В обмане и еще в массовой резне.
Теперь они стояли так близко, что Довесок мог легко обнять обоих.
— Как ловко вы играете словами! Но вам не заговорить мне зубы. Наша первая встреча завершилась молчаливым соглашением, однако теперь мне ясно, что вы никогда не собирались держать слово.
— Друг мой, вас приперли к стенке. Я выручил вас из жалости.
— Вы уговорили меня предать родину.
— С вашей родиной все по-старому: города не сровняли с землей, поля не засыпали солью, жители живы, здоровы и не порабощены. О каком предательстве речь?
— Мое положение было отчаянным, а вы всучили мне фантазию. Когда я узнал, что вы мошенники, у меня открылись глаза. Я осознал всю ее откровенную неправдоподобность.
Даргер прижал, ладонь к груди.
— Друг мой, ваши обвинения ранят меня в самое сердце. Но, будучи джентльменом, я вас прощаю.
Царевич Блистательный Первенец с такой силой стиснул пальцы на рукояти короткого меча, который носил на боку, что побелели костяшки.
— Нужно докопаться до правды. Я слышал, что Мощный Локомотив пришел в себя. Мы пойдем к нему все вместе — сейчас же! — и посмотрим, совпадает ли его точка зрения с вашей.
— Мы только потеряем время. Стоило бы потратить его на военные приготовления, — заметил Довесок с притворным безразличием — Но надо, так надо.
Мысленно он решил, что, раз уж все катится в пропасть, остается только положиться на провидение и дожидаться непредвиденного спасения. В его жизни подобное происходило с завидной регулярностью. На худой конец, у него по-прежнему имелась трость, и, что важнее, царевич даже не подозревал о спрятанном внутри клинке.
Пока тяжелобольные солдаты отлеживались на Деревянных койках в тесноте домов и палаток, главком Мощный Локомотив несколько недель провалялся в мягкой постели, на лучших простынях во всем городе, в комнате, роскошная обстановка которой наверняка привела бы его в восторг, если бы все это время он не висел между жизнью и смертью. Очнувшись, он, видимо, решил оставить себе не только комнату, но и весь дом, ибо, встретив на пороге Даргера и Довеска, провел их в отдельную комнату для бесед.
Если он и удивился, что с ними пришел царевич Блистательный Первенец, то виду не подал.
В комнате оказался один-единственный стул, очень напоминающий трон. Мощный Локомотив отпустил слуг и уселся. За неимением выбора гости остались стоять.
— Говорите, — велел он.
— Главком, я пытаюсь добиться правды, — сказал царевич Блистательный Первенец. — Когда я вел переговоры с Благодатным Царством, Гениальный Стратег выступил вашим посланником. Он и правда им был?
— Да, был, — с неожиданной мягкостью ответил Мощный Локомотив.
Царевич Блистательный Первенец явно не ожидал ничего подобного.
— Я поражен. Он говорил мне вещи, которые я вряд ли осмелюсь повторить вслух. Это были слова изменника. Произнесенные на людях, они означали бы смерть для нас обоих.
— Расскажи, что он пообещал тебе от моего имени, — пророкотал главком. — Даю слово, что тебе не причинят вреда, какими бы опасными и лживыми ни были речи Гениального Стратега и как бы сильно ты в них ни запутался.
Мощный Локомотив с важным видом слушал, как царевич пересказывает небылицы Даргера, будто главком считает, что Тайный Царь безумен и должен неизбежно умереть до конца войны; посланцем смерти станет сам главком; главком желает занять трон, но понимает, что, сделав это сразу после кончины монарха, навлечет на себя самые темные подозрения; следовательно, лучше сделать Блистательного Первенца подставным правителем; через год-другой его власть узаконится, он откажется от титула в пользу главкома и удалится в независимые Южные Ворота; каждый из них добьется желаемого: главком — трона, царевич — свободы родины.
— Все обстоит именно так, — кивнул Мощный Локомотив, когда рассказ подошел к концу.
— Что?!
— Царевич, поверь, я люблю тебя как сына. А потому сужу о тебе с излишней строгостью, вечно критикую и придираюсь к мелочам. Боюсь, ты решил, что я не самого высокого о тебе мнения. Но я неплохо тебя знаю и ничуть не опасаюсь, что ты разоблачишь мои честолюбивые предательские замыслы перед императором, ибо ты человек надежный. Не боюсь я и того, что, став правителем всего Китая, ты уцепишься за власть, ибо ты еще и человек непритязательный. Я умоляю тебя держаться исходного уговора. Если со мной что-то случится до того, как я стану императором, более мудрого правителя, чем ты, нам не найти.