Даргер хотел было ответить, но неожиданно появился посыльный.
— Главком Гениальный Стратег, — поклонился он, — Тайный Император призывает вас возглавить армию.
— Передай ему, я услышал призыв, — коротко кивнул Даргер.
У Довеска вырвался глубокий вздох.
— Признаюсь, я вовсе не горю желанием вступать сегодня в битву. На мой вкус, наши шансы чересчур демократичны.
— Меня самого словно преследует ужаснейший момент из прошлого, и это вовсе не воспоминание о внезапной сексуальной осечке. Как бы то ни было, мы подготовились, как могли, — сказал Даргер. — Пора выяснить, чего мы стоим в деле. Давай-ка постараемся на совесть.
Вдалеке открылись ворота Севера. Из них показались солдаты с белым флагом.
Глава 20
Волны Великой реки бегут и бегут на восток,
Славных героев дела уносит их вечный поток.
С ними и зло, и добро — ничто не вернется назад.
Только, как прежде, во тьме, тысячи тысяч веков,
Сверстники солнца и звезд, безмолвные горы стоят.
«Троецарствие»[57].
Столкновение, со стороны казавшееся совершенно безнадежным, в итоге вылилось в бесконечную церемонию, ибо главнокомандующий Севера вывел своих людей из холмов и города не для сражения, а для капитуляции. Сначала главком Доблестный Тигр отдал свой меч. Потом винтовку. Он показал ящик, в котором хранились головы семи высших сановников Олигархии Севера, и испил чая с военачальниками армии Благодатного Царства, которую теперь, как решил Даргер, можно называть просто китайской армией. После этого Доблестный Тигр простерся ниц перед Тайным Императором и поклялся в вечной верности и правителю, и воссоединенной стране, символом которой был этот правитель. Главкому торжественно вернули меч и винтовку, а затем возвели в ранг Фельдмаршала Северного Китая И Защитника Императора. Далее распили виски и разбили бокалы, чтобы нельзя было отказаться от произнесенных во время тостов слов. Потом обменялись рукопожатиями. Закончили подписанием деклараций. Ручки, которые при этом использовались, раздали на память подчиненным, и те всю жизнь хранили их как зеницу ока.
Все участники церемонии потратили немало сил, но в любом случае гораздо меньше, чем в битве.
Наконец пришло время въехать в город.
Армия всколыхнулась, смешалась, перестроилась и превратилась в процессию. Впереди шествовала почетная стража, за ней генералы. За ними блистал желтыми одеяниями Тайный Император, больше не делающий из себя тайну: четверо особенно отличившихся на войне офицеров несли его в открытом паланкине. Отстав всего на пару шагов, верхом на нефритовых лошадях ехали фельдмаршал Доблестный Тигр с одной стороны и Даргер с Довеском — с другой. Следом, волна за волной, накатывали солдаты — прямые спины, гордые лица. Над ними реяли сотни знамен — по числу воинских частей со всех уголков новой империи.
Мирные жители выбирались из укрытий и сбегались поглазеть на победителей. Чем ближе извилистая дорога подводила армию Тайного Императора к Северу, тем чаще звучали приветственные крики. Солдат осыпали цветами, в их честь выпускали целые корзины бабочек (сперва красных! потом оранжевых! потом желтых! потом зеленых! потом синих! потом фиолетовых!).
Городские ворота не просто сорвали с петель, а разнесли вдребезги, и из щепок сложили костер сбоку от распахнутой сторожки. Прием получился на редкость красноречивым. В проеме ворот виднелась яркая толпа горожан.
Над воротами реял не черный флаг Севера, а красно-желтое полотнище Китая.
Вдоль проспекта выстроилась шеренга солдат. Завидев армию, они тут же вытянулись по стойке «смирно». По мере того как китайский флаг проплывал мимо, солдаты энергично отдавали честь и вскоре после повторяли жест, приветствуя императора. На миг Даргера охватил страх, что он попался в точно такую же ловушку, какую устроил для Хитрой Лисы в Перекрестке. Но тут возбужденные крики толпы достигли новых высот, и он понял, что сомневался напрасно. Весь мир ревел что есть мочи. Этот рев отражался от городских стен и возвращался эхом. На каждой башне звонили колокола. Были выпущены тысячи белых воронов и миллионы драгоценных стрекоз.
— Не правда ль, всего на свете слаще быть завоевателем, друг мой? Не правда ль, всего на свете слаще быть завоевателем и с торжеством вступать в свой град Пекин? — Даргер ухмылялся так широко, что было больно лицу. За приветственными криками горожан он едва слышал собственные слова.
— Парафраза Марло[58], верно? — Довеску пришлось наклониться вплотную к другу, чтобы прокричать ответ. — Да, мило. Но скоро в наши сундуки перекочует столько ценностей самой богатой страны на земле, сколько мы заставим себя нагрести, и это затмит сегодняшний день.
— И в самом деле, — согласился Даргер. — Возможно. Наверное.
Его покалывало сомнение, но он не понимал, то ли это предчувствие, то ли свойственный ему недостаток оптимизма. На долю секунды — не больше! — ему показалось, что он уловил проблеск той мрачной истины, которая составляет суть человеческой природы. Но потом его настроение снова улучшилось. Он выкинул из головы все интуитивные догадки и воскликнул:
— О боже, какая добыча! Нас ждут все сокровища империи, и нет никого выше нас рангом, кроме пугала-императора, который целиком нам предан и которого мы сами усадили на трон. Это ничуть не хуже, чем владеть всеми банками и деловыми начинаниями Китая.
Скользя взглядом по лицам горожан, он узнавал не только истерию и готовность аплодировать любому разыгранному перед ними спектаклю, но и облегчение. Простых людей жернова истории перемалывали в первую очередь. Горожане хоть и не знали об этом, но аплодировали не ему, не армии завоевателей, не даже Тайному Императору, а давно назревавшему концу эпохи войн.
Белые цветки полными пригоршнями сыпались с крыш и танцевали в воздухе, порой налетая такой бурей лепестков, что не было видно ничего вокруг. Даргер и Довесок словно пробивались сквозь теплый и ароматный снежный шквал.
Впечатления захлестывали с такой силой, что Даргер не мог бы сказать, сколько часов, а может, считаных минут занял их путь в Запретный город. Он знал только, что в один миг ехал по улице Вечного Спокойствия, а в другой уже очутился на площади Небесного Спокойствия в окружении толпы. Казалось, в целом мире нет столько людей. Человеческое море бушевало. Солдат, сцепивших руки, чтобы обеспечить проход, раскачивало взад-вперед, будто огромными волнами. Полуденные ворота, вход во дворец, медленно росли впереди, как остров, к которому подходит корабль.
Четыре офицера-героя, несущие паланкин с Тайным Императором, поднялись по ступеням сбоку от центрального пандуса, на котором был вырезан дракон. Непосредственно по дракону мог пройти только сам император. За ними спешивались все верховые. Появились конюхи, чтобы увести лошадей. На вершине лестницы император отпустил паланкин, чтобы показаться подданным. К нему поднялись трое его старших сановников.
Стоя над ними, император произнес своим высоким, девичьим голоском:
— Доблестный Тигр, остановись на три ступени ниже меня и повернись к толпе. Обри, Довесок — на две ступени.
Когда Даргер и Довесок исполнили приказ, Умелый Слуга прикоснулся ладонями к их головам, будто даруя благословение. Даргер думал, что кричать громче уже невозможно, но ответный рев толпы убедил его в обратном.
Наклонившись к ним вплотную, Умелый Слуга произнес своим обычным веселым тоном:
— О господа! Пусть этот миг навсегда останется в вашей памяти.
Внутри Запретного города нового правителя ожидали многочисленные придворные. Тайный Император прошелся по рядам, выборочно приветствуя некоторых взглядом или кивком. В очень редких случаях он протягивал руку, словно хотел дотронуться до человека, но не делал это якобы из-за своего высочайшего положения. Спустя десятилетия постаревшие женщины и изборожденные морщинами мужчины будут с самоуничижительной гордостью пересказывать эти мимолетные мгновения: «..достаточно близко, чтобы коснуться, если бы я был готов умереть за это... глаза встретились с моими, и, хоть было ясно, что он понятия не имеет, кто я такая, я чувствовала себя...». Удивительно, как тонко Умелый Слуга разбирался в политике, как точно понимал, кого из придворных Севера необходимо выделить особо, а кто удовлетворится обычным взглядом.
57
Отрывок из романа Ло Гуаньчжуна «Троецарствие» (пер. В.А. Панасюка, стихи в обработке И. Миримского).
58
Оригинальная цитата из пьесы К. Марло «Тамерлан Великий» (пер. Э. Линецкой): «Узумхазан и Теридам, не правда ль, // Всего на свете слаще быть царем // И с торжеством вступать в свой град Персеполь?».