Так они и продвигались без остановки, пока не увидели узкую лесенку без перил, которая повторяла изгиб внутренней части древней кирпичной цистерны. По ней они и спустились, а фонарь отбрасывал полумесяц света на стену, покрытую плесенью. Цистерну пробили столетия назад, но на ощупь она была влажной — из-за смеси конденсированных испарений подземного города. На ее дне помещались трущобы, населенные сквоттерами. Из грубых убежищ, сложенных из обломков дерева, старых одеял и ящиков, выползли несколько бродяг и присоединились к тем, кто уже ждал. Потрепанный люд вскидывал руки в радостном поклонении.
— Это поселение столь мало, что не имеет названия, — пояснил Чернобог. — Я бывал здесь. Его обитатели — наркоманы или помешанные, а поскольку они живут близко от территории Бледнолицых, их число в последние месяцы сократилось.
Беззубая карга, которой, несмотря на увечья, было, по прикидкам Кощея, лет тридцать, бросилась к страннику и обхватила его обеими руками.
— Ты пришел благословить нас, святой человек? — завопила она. — Ты облегчишь наши страдания?
Кощей ласково обнял «старуху». Затем осторожно отлепил ее от себя.
— Не бойтесь. День вашего освобождения не за горами.
Он повел рукой, и сквоттеры быстро собрались перед ним полукругом.
— Сегодня я буду кормить вас не пищей, что проходит через глотку, пищеварительные органы, выдавливается через задний проход и уходит навсегда. Я не буду поить вас вином, которое выпивается за час, а потом выливается из тела за минуту! О, нет, я насыщу вас мудростью, которая, однажды воспринятая, остается с человеком навсегда.
Кощей склонил голову в минутном раздумье.
Затем продолжил:
— Блаженны болящие, ибо их есть царствие плоти. Блаженные взыскующие смерти, ибо они не будут разочарованы. Блаженны неимущие, ибо они унаследуют бездну. Блаженны алчущие и жаждущие мести, ибо день их стремительно приближается. Блаженны затевающие распрю, ибо мир станет их врагом. Блаженны неправедно обиженные, ибо их есть царствие безумия. Блаженны вы, когда люди оскорбляют и преследуют вас и говорят всевозможное зло на вас, ибо ваши сердца воспламенятся страстью. Блаженны превыше всех сладострастные, ибо они познают Бога. Возрадуйтесь и будьте веселы, ибо ваша награда не только в духе и в будущем, но в теле, и мы пришли дать вам ее сейчас.
Кощей простер руки, а Чернобог произнес:
— Возрадуйтесь, ибо мы принесли Бога, чтобы Он пребывал в вас!
И Кощей, Сварожич и Чернобог шагнули в толпу, непрестанно перенося большие пальцы от флаконов к языкам, пока всех присутствующих не охватило священное пламя «Распутина». После чего трое продолжили свое паломничество, а самые изуродованные существа во всей России незамедлительно стали совокупляться в экстазе. Один из сквоттеров на секунду вынырнул из сплетения тел и крикнул им вслед:
— Мы навек у вас в долгу, святые люди!
Не оглядываясь, Кощей вскинул руку в благословляющем жесте. Для своих братьев — ибо их бесцветный проводник за аудиторию не считался — он заметил:
— Долги людские будут однажды истребованы, и тогда они будут оплачены сполна.
Внезапно из бокового прохода возникли двое Бледнолицых и зашагали рядом со странниками. На плечах они несли металлический шест. С него свисала женщина, привязанная за голову и за ноги, словно дичь, несомая с охоты. Она отчаянно билась и наконец ухитрилась избавиться от кляпа.
— Святые паломники! Слава богу! — прохрипела она. — Вы должны освободить меня от чудовищ!
— Что за зло сотворила ты, дочь моя, что оказалась в таком отчаянном положении? — спросил Кощей.
— Я? Никакого! Эти педики-диггеры предали меня. Они…
Сварожич вернул кляп на место и затянул потуже, а потом поцеловал женщину в лоб.
— Если ты не сделала зла, — провозгласил Кощей, — то утешься, ибо я уверен, что ты умрешь достойно.
Тем временем узкие коридоры привели путников в просторную пещеру, на дальнем конце которой помещались громадные ворота в три человеческих роста. Их сделали из гладкого и чистого металла, какой ныне нельзя было воспроизвести ни в одной кузнице мира. Проход охранялся очередным бледнокожим существом, не удостоившим их процессию ни словом, ни кивком, но просто отступившим в сторону. А двое Бледнолицых с пленницей, три паломника и их провожатый прошествовали внутрь.
Странник Кощей завершил долгий путь с Байконура.
Своей книжицей Даргер сводил Пепсиколову с ума. Он часто ссылался на нее, хотя и не в качестве научного труда, секретной карты или вдохновляющего произведения типа «Искусства войны» Сунь Цзы или макиавеллиевского «Князя». Даргер открывал ее ненароком, как будто хотел похвастаться обладанием «Generation „П“», «И Цзин» или еще какой-нибудь традиционно гадательной книгой. При этом он добродушно посмеивался над маленькими суевериями Ани, а сам причислял себя к рационалистам. Пепсиколова не могла представить его верующим в подобную мистическую чушь.
— Если бы вы чуть подробнее рассказали о методологии ваших исследований, — пустила она пробный камень, — от меня было бы больше пользы.
— Ой, сейчас нет такой необходимости. У нас все идет прекрасно. — Даргер извлек книгу из внутреннего кармана, быстро пролистал до середины и резко захлопнул. — Осмелюсь доложить, мы опережаем график.
— О чем вы говорите? И что у вас за книга, в которую вы вечно заглядываете?
— Книга? Ничего важного. Проповеди и поучения. — Даргер прижал ладонь плашмя к участку кирпичной стены. — Тебе это место не кажется особенно слабым?
— Нет.
— Но кирпичи рыхлые и крошатся. Попытка определенно не пытка.
— Ладно.
Приказы о разрушении со стороны Даргера сделались столь обычными, что Пепсиколова привыкла таскать с собой лом, словно трость. Она подняла его и с силой ткнула вперед.
Лом прошел прямо сквозь кирпич. Аня вынула его: в стене зияла корявая дыра.
— Увеличь ее! Быстро! — нетерпеливо велел Даргер.
Когда отверстие сделалось больше, он сам начал шатать и тянуть кирпичи, выдергивая их из стены, пока проем не оказался достаточно велик, чтобы он мог пролезть в помещение на другой стороне.
Они пролезли сквозь проем и застыли как вкопанные.
— Глянь сюда… книги, господи!
Даргер кинулся вперед, возбужденно выставив фонарь, чтобы иметь возможность рассмотреть полки с их покоробленным и потускневшим содержимым. Пепсиколова отпрянула. С ужасом смотрела она на мягкое кресло с полусгнившей обивкой и покрытый сеткой трещин читальный столик. Это были не… и она знала, что не… однако они парализовали ее.
Придав голосу невозмутимость, которой не испытывала, Пепсиколова произнесла:
— Мы вломились в чужой подвал, которым долго не пользовались. — Она помолчала и продолжила: — А дверной-то проем заложен.
Она не добавила «слава богу».
— Просто подвал? — Даргер в изумлении озирался, потом рухнул в кресло, уронил голову на руки и замер.
Пепсиколова подождала, не скажет ли он чего-нибудь, но он молчал. Тогда она нетерпеливо спросила:
— Что с вами?
Даргер вздохнул.
— Не обращайте на меня внимания. Это всего лишь мой черный пес.[11]
— О чем вы, черт подери, толкуете?
— Я отличаюсь меланхолическим нравом, и даже маленькая неудача вроде этой ранит меня с особенной силой. Не беспокойтесь обо мне, дорогая. Я посижу здесь и подумаю, пока не почувствую себя лучше.
В глубоком недоумении Пепсиколова вылезла через дыру в стене наружу. Даргер превратился в сгусток тьмы в центре отбрасываемой фонарем лужицы света. Ни дать ни взять согбенная карикатура на уныние. Он явно не собирался в ближайшее время трогаться с места.
Поэтому Пепсиколова с неохотой опустилась на корточки возле бреши, покуривая и вспоминая. Искусство шпионажа и сопутствующие ему опасности служили ей утешением, ибо риск исключал самокопание. Увы, бездействие часто возвращалось, а с ним и мысли о прошлом. Центром ее размышлений являлась именно подвальная комната с мягким креслом и читальным столиком.