— Люди прыгают и ловят деньги.
— Все. Включая полицейских. Пока они этим занимаются, ты удираешь. — Даргер протянул ему банкноты. — Я знаю мальчишек и поэтому в курсе, что ты собираешься прямо сейчас вылететь отсюда и, вопреки моим добрым советам, купить себе кожаную куртку, карманный ножик, конфеты и прочую дребедень. Постарайся быть разумным. Деньги легче делать, когда они у тебя есть.
Кирилл стиснул ком обеими руками. Затем подозрительно снял нитку и развернул сверток, дабы убедиться, что все по-прежнему на месте.
Даргер рассмеялся.
— Я восхищен твоей предосторожностью. Но ты никогда не должен делать этого на глазах у деловых партнеров. Они должны быть уверены, что ты доверяешь им на сто процентов. Однажды друзья смогут вытащить тебя из беды.
— На своих парней я могу положиться, — заявил Кирилл. — Мы — круг братьев — вот что мы такое.
— Возможно. Однако у меня есть сомнения касательно одного-двоих. Давай не будем выбрасывать их, не проверив сперва. Настоящий друг — штука редкая. А теперь ты свободен.
Кирилл мигом наполовину исчез в дыре. Но внезапно замер и, поколебавшись, спросил через плечо:
— А вы разве не идете? Тратить деньги, полученные за ожерелье?
— Нет, — ответил Даргер. — Я буду здесь… и пороюсь в многочисленных чудесах библиотеки. Я уже нашел экземпляр гесиодовского «Каталога женщин» и книгу, которая, подозреваю, может оказаться «Диалогами» Аристотеля. Вероятно, здесь таится некоторое количество утраченных эпических поэм Гомера, которые только и ждут прикосновения моей нетерпеливой руки.
— Ну… не знаю, если вас это порадует…
— Еще как порадует, мой юный друг. В действительности, если можно тебе сознаться, я сейчас счастливее, чем был когда-либо в жизни. — Даргер вернулся к своему томику. — Как жаль, что это продлится, увы, не слишком долго.
Зоесофья спала крепко и без сновидений. Проснувшись, она обнаружила, что уже день. Погода была мягкой не по сезону. Легкий прохладный ветерок вызывал мурашки на ее плоти и нежно взъерошил рыже-золотую поросль на холмике удовольствия. Она могла бы оставаться в таком состоянии часами, нежась на воздухе, словно в ванне. Однако она встала и быстро, по-деловому оделась. Довесок, лежащий на подушках, раскинутых на полу, пошевелился, потянулся и открыл глаза. При виде полностью одетой Зоесофьи на его лице отразилась смесь огорчения и облегчения, причем в пропорциях (с ее точки зрения) безупречных и в высшей степени удовлетворительных.
— Возьми свою одежду, — сказала она. — Легенда такова: мы проторчали здесь наверху целую ночь, торгуясь. Ты, разумеется, уступил по всем пунктам. Не трудись раскрывать рот. Я позабочусь об остальном. Просто помалкивай и смотри пристыженно. Тебе это будет не трудно.
Довесок без колебаний повиновался. По обширному опыту Зоесофьи именно так реагируют мужчины, будучи начисто обставлены в сексуальном плане — с тихой и мрачной покорностью, порожденной унижением и надеждой на скорое повторение. Сколь примитивная животная реакция! Зоесофья почти не сомневалась в правдивости древней легенды о том, что мужчины — даже псы — произошли от обезьян, а женщины спустились с Луны.
Но в глубине глаз посла мелькал озорной огонек, который Зоесофья не могла разгадать.
— Прежде чем мы спустимся, дай-ка я проверю твою одежду. — Уверенно одернув его наряд в нескольких местах, Зоесофья придала Довеску слегка помятый вид. — Так гораздо лучше.
— Теперь можно мне отпереть люк?
— Какой удивительный вопрос! — высокомерно произнесла Зоесофья. — Я определенно не намерена делать это сама.
Когда Довесок и Зоесофья спустились по винтовой лестнице — Зоесофья, подобно богине, невесомо нисходящей на Землю, а Довесок — как грешник, низвергнутый с Небес, — оба обнаружили, что все Жемчужины дружно их поджидают. Тяжелые обвиняющие взгляды и сердитые размышления образовали настоящую стену возмущенной досады. За спинами красавиц смущенно переминались неандертальцы.
— Ну? — потребовала Русалка. Ее слово могло быть высечено изо льда.
— Посол де Плю Пресьё торговался упорно и энергично, — торжественно объявила Зоесофья, — и продержался куда дольше, чем я ожидала. Но в итоге я его измотала. Его решимость угасла, хотя я была еще готова продолжать столько, сколько потребуется. Результаты, рада вам сообщить, весьма интересны.
Русалка скрестила руки на груди так, что ее поза непременно одурманила бы мужчину.
— Да, но каковы они?
— Вкратце: посол и я в следующий вторник утром отправляемся в Теремной дворец. Мы встретимся с князем Московии наедине, и я представлю ему любые доказательства, какие потребуются… — Она сделала паузу, чтобы подчеркнуть сказанное. — Повторяю, любые доказательства, какие потребуются, дабы убедить его, что он будет полным идиотом, если не притащит нас всех к себе в спальню в ту же ночь еще до восхода луны.
Вопли восторга, поднятые Жемчужинами, были так пронзительны, что даже неандертальцы поморщились.
Подземных владык было пятеро.
Хотя обитали они в человеческих телах, вычислить находящиеся внутри машины не составляло труда, ибо они настолько презирали плоть, что не удосуживались «носить» ее как следует. Их металлические части не подходили по размеру выпотрошенным для маскировки организмам, но они отказывались изменять свои механизмы, хотя это бы не составило для владык никакого труда. Блестящая сталь торчала из плеча одного и из щеки другого. Наметанный глаз часто замечал крохотные искорки электричества, проскакивающие в открытом рту или пустой глазнице. Они сутулились, когда стояли, неестественно гладко скользили при ходьбе и, находясь в покое, аккуратно складывали поднятые руки перед собой, будто неиспользуемые инструменты.
Как только Аня Пепсиколова очутилась в конференц-зале, то сразу поняла, что у ее хозяев что-то серьезно разладилось. Во-первых, противостоять ей собрались все пятеро ее нечеловеческих властителей. А когда она проделала кружной путь к крепости, ее заставили ждать. Они явно собрались здесь ради нее.
Аня запалила новую сигарету от прежней и выбросила окурок, не затушив. Дым помог, хоть немножко заглушив вонь разлагающейся плоти.
— Вы посылали за мной. Думаю, вам есть что сказать.
Один из подземных владык наклонился над древним столом красного дерева, уперев ладони плашмя в полированную поверхность. Бархатные драпировки на стене за его спиной давно расползлись и порвались, а одежда властелина была лишь чуть меньше изношена. В бронзовых канделябрах, прежде служивших опорой для электрических лампочек, мерцали свечи, которые отбрасывали на присутствующих блеклый свет.
Второй подземный владыка медленно подался вперед и замер возле первого. Затем зашевелились третий, четвертый и пятый. Рот на безжизненном белом лице первой твари со щелчком раскрылся и дважды захлопнулся. Наконец, существо произнесло:
— Ты боишься нас?
— Ты слушаешься нас.
— Но послушание не то же, что страх.
— Ты должна бояться нас.
— Признайся, что боишься нас, Анна Александровна.
— Больше, чем вы можете себе представить, — неискренне пробормотала Пепсиколова.
Вообще-то она их боялась — немного. Хотя и не настолько, как они того от нее требовали. Никто из тех, кто отвечал прямо Сергею Немовичу Хортенко, не мог бояться демонических машин, вшивших собственную сталь в человеческие трупы. Да, они были склонны к садизму, одержимы человекоубийством и движимы бессмысленной и неутолимой ненавистью. Однако такова была скорее их природа, нежели сознательный выбор. Владыки недотягивали до абсолютного зла. Разумеется, это было личное мнение Пепсиколовой — но к этому моменту она уже сделалась до некоторой степени специалистом в подобных делах.