В эту эпоху эллинофильские авторы также очень любили упоминать "персидские обычаи", о чем свидетельствуют Агафий или Прокопий Кесарийский, посвятившие некоторые свои книги войнам, ведомым византийцами и персами того времени: число ссылок на обычаи и законы персов там очень высоко [17]. Приведем очень характерный пример (находящийся вне хронологических рамок "Войн" Прокопия). В 576 году царь Хосров I Ануширван (Хосрой) вел войну в Армении. Вскоре он встретил сильное сопротивление, и даже потерял все обозы, включая царственных женщин, и даже алтарь огня, который следовал за ним повсюду, - таким образом, он оказался в положении, очень похожем на положение Дария III после его поражений. Он был вынужден отступать и пересечь Евфрат. Согласно трем авторам, Хосрой принял тогда решение, благодаря которому он надеялся передать опыт своим преемникам. Согласно Эвагру, "он воздвиг монумент в память о своем бегстве. На нем был записан закон, который он предложил, согласно которому ни один персидский царь не должен более никогда вести походы против римлян". У Феофилакта мы обнаруживаем информацию о том, что царь "обнародовал под видом закона стыд, вызванный его провалом... В будущем у персидских царей не будет необходимости вставать на путь войны". Согласно Иоанну Эфесскому, решение в особенности предусматривало, что царь должен отправляться в военную кампанию только для того, чтобы сражаться с другим царем [18].
В том виде, как его передают византийские авторы (при помощи не вполне точных формулировок), обсуждаемый закон "может не внушать достаточного доверия", главным образом вследствие того, что он скорее являются объяснением поражения от византийцев. Скажем лишь, что если упомянутые тексты и были реальными, то формулировки, использованные византийскими авторами, не позволяют точно восстановить ни первоначальный текст, ни условия составления и применения этого закона. Однако это наблюдение не означает, что информация должна быть отвергнута четко и бесповоротно. Напротив, мы можем извлечь из этих текстов очень простую интерпретацию: при сасанидском дворе ставился вопрос об участии царя в военных операциях; по причинам, которые могут прекрасно вписываться в гипотезу Виденгрена, было решено, что царь не должен подвергать свою персону опасности (возможно, что при дворе снова приняли царский обычай, давно известный, но вышедший из употребления).
СПОРЫ В ОКРУЖЕНИИ АЛЕКСАНДРА И КИРА МЛАДШЕГО: ДВЕ МОДЕЛИ "ЦАРЯ-ВОИНА"
Давайте оставим теперь земли Ирана и попытаемся распространить компаративный метод на македонский лагерь. В длинном пассаже, посвященном героическому поведению Александра во время осады индийского укрепленного города, Арриан сообщает, что серьезные раны, которые царь получил в ходе последнего приступа, встревожили его подданных, но каждую категорию его войска - по-своему. Вот, например, доводы высокопоставленных офицеров:
"Затем стоны прекратились, и они оставались подавленными и огорченными, так как совершенно не могли понять, кто мог бы взять на себя командование армией (имелись некоторые кандидаты, которые были практически равны и пользовались одинаковым уважением, как у Александра, так и у македонцев); они спрашивали себя также, как им суметь вернуться целыми и невредимыми к своим очагам, раз они окружены таким множеством воинственных народов... Им казалось в тот момент, что они стоят в этот момент посреди непреодолимых рек, и, так как с ними больше не было Александра, они везде видели непреодолимые препятствия" (VI. 12.1-2).
Здесь мы видим мотивы, часто выдвигавшиеся древними авторами для того, чтобы объяснить страх греческих солдат перед углублением в центр территорий Великого царя, и неуправляемую панику по поводу того, что они не смогут сами обнаружить верный путь, ввиду множества естественных препятствий, а также враждебности - доказанной или предполагаемой - "многочисленных воинственных народов". Некоторое время спустя после бунта при Гифасе, где они уже высказывали свое желание вернуться в свою страну и снова увидеть жен и детей, они снова захотели вернуться в Македонию под водительством своего царя, которому они очень доверяют [19]. Александру пришлось организовать целую постановку, чтобы успокоить своих солдат и убедить их, de visu, что их царь жив и готов управлять ими. Он приказал перенести себя на борт корабля, спускающегося по реке Гидраот на виду у всех, после чего сошел на берег и сел на коня: "Когда он явился всем взглядам, и снова верхом, армия начала громко приветствовать его" [20].
17
См. небольшой по объему труд Агафия, посвященный истории и учреждениям персов-сасанидов (издание A Cameron 1969–70); ссылки на «персидские обычаи» у Прокопа в «Войнах» 1.3.17,20; 1.5.1–2,8,40; 1.6.14; 1.9.7; 1.11.3–4, 34–35, 37; 1.16.28; 1.18.52; 11.28.25–26; см.: P. Briant. Персы и иранцы, 2002d.
18
Эвагр. Histoire ecclesiastique 212.15: gegraphe потоп; Теофилакт. Истории III. 14: epoiesato nomoi... thesmothetei; Жан д'Ефэз. Histoire ecclesiastique VI.9. Тексты представлены и блестяще проанализированы: М. Whitby. The Persian king at war, 1994
19
См.: Арриан V.27.5–6; о реакциях македонских солдат, см. мои замечания в Rois, tributs et paysans, 1982, стр. 36–39, 73–81; можно сравнить с опасениями, выраженными греческими наемниками после исчезновения Кира: Ксенофонт. Anabase III 1.2–2; также речь, которую держал Тиссаферн перед греческими наемниками: II.5.16–22; в конечном счете, как отмечает Н. Tonnet. Recherches I, 256–257, Арриан был вдохновлен тем же, что и Ксенофонт.