– Стивен! Лале! Дарий! – раздался мамин голос со второго этажа. – Идите поздоровайтесь!
Лале спрыгнула с дивана и побежала вверх по лестнице.
Я взглянул на папу. Он пожал плечами, и мы оба последовали за моей сестрой в кабинет.
Моби Кит
Бабушка занимала собой весь экран: крошечная голова и огромный торс.
Родителей мамы я только с этого ракурса и видел, снизу вверх.
Она разговаривала с Лале на реактивной скорости, речь, по-моему, шла о школе, потому что Лале все время переключалась с фарси на английский, употребляя слова вроде «кафетерий» и «Головы вниз, пальцы вверх».
Изображение Маму то застывало, то вновь оживало, а иногда покрывалось крупными статичными кирпичиками из-за изменений в пропускной способности соединения.
Это было что-то вроде искажения сигнала с терпящего бедствие космического корабля.
– Маман, – сказала мама, – Дарий и Стивен хотят поздороваться.
Maman – еще одно слово на фарси, которое означает и человека, и ваши отношения с ним. На этот раз это слово «мама». Но оно же может означать «бабушку», хотя, строго говоря, «бабушка» на фарси – это mamanbozorg.
Я был почти уверен, что слово maman заимствовано из французского языка, но мама не могла ни подтвердить, ни опровергнуть эту версию.
Мы с папой присели на пол, чтобы втиснуть свои лица в окошко видеочата, а Лале забралась на колени к маме, которая сидела в своем крутящемся рабочем кресле.
– Эй! Привет, маман! Привет, Стивен! Как вы?
– Привет, Маму, – сказал папа.
– Привет, – поздоровался я.
– Я по тебе скучаю, родной. Как в школе? Что нового на работе?
– Э…
Никогда не знаю, как разговаривать с Маму, хотя всегда очень рад ее видеть.
Такое ощущение, что у меня внутри глубокий колодец, но каждый раз, стоит мне увидеть Маму, доступ к нему блокируется. Я не знаю, как излить свои чувства.
– В школе нормально. На работе тоже хорошо. Э-э…
– Как там Бабу? – спросил папа.
– Знаешь, неплохо, – отозвалась Маму, а потом посмотрела на маму и продолжила: – Джамшид сегодня возил его к врачу.
В этот самый момент за ее плечом появился дядя Джамшид. Его лысая голова казалась еще меньше, чем бабушкина.
– Эй! Привет, Дариуш! Привет, Лале! Chetori toh?
– Khoobam[5], мерси, – ответила Лале, и не успел я опомниться, как она по третьему кругу начала рассказывать о своей последней игре в «Головы вниз, пальцы вверх».
Папа улыбнулся, помахал и встал с пола. У меня начали затекать колени, поэтому я сделал то же самое и бочком пошел к двери.
Мама кивала вместе с Лале и смеялась в нужных местах, а я отправился за отцом в гостиную.
Не то чтобы мне не хотелось поговорить с Маму.
Мне всегда хочется с ней поговорить.
Но это сложно. Создается впечатление, что она не просто на другом конце планеты, а на другом конце вселенной. Как будто появляется из какой-то альтернативной реальности.
Лале, кажется, принадлежит той реальности, а вот я всего лишь гость.
Полагаю, папа тоже считает себя в ней не более чем гостем.
По крайней мере, в этом мы с ним похожи.
Мы с отцом досидели до самого конца титров (и это тоже была часть традиции), и он пошел наверх – проверить, как там мама.
Лале спустилась вниз за несколько минут до конца серии, но остановилась у хафт сина[6], чтобы понаблюдать за золотыми рыбками.
Каждый год первого марта папа заставляет нас превращать журнальный столик в хафт син. И каждый год мама говорит, что еще слишком рано. И каждый год папа отвечает, что так мы успеем проникнуться духом Навруза, хотя Навруз – то есть персидский Новый год – наступит не раньше двадцать первого марта, то есть дня весеннего солнцестояния.
Почти на каждом хафт сине можно увидеть уксус, сумах, проростки культурных растений, яблоки, пудинг, сушеные оливки и чеснок (все эти слова на фарси начинаются со звука «с», то есть «син»). Некоторые добавляют к этому набору другие предметы, никак не связанные с этим звуком. Это символы обновления и процветания, например зеркала или пиалы с монетами. А некоторые семьи – вроде нашей – ставят на стол еще и золотых рыбок. Мама когда-то говорила, что это как-то связано со знаком зодиака Рыбы, но потом призналась, что, если бы не Лале, которая обожала ухаживать за рыбками, она не включала бы их в праздничный набор.
Иногда мне кажется, что папа любит Навруз сильнее нас всех, вместе взятых.
Может быть, этот праздник позволяет ему почувствовать себя чуть больше персом.