Глава 11
— Ты не боишься напугать ее этим своим превращением? Вроде вороны и котики не очень ладят… — сказал Риндир, невольно стараясь оттянуть спуск. Люб фыркнул и закрепил на поясе страховку — выплюнутую кибером мономолекулярную нить из прочного полимера. Запасной пояс закрепил на талии ведьмы. С сомнением посмотрел на ее босые ноги.
Нёйд ощупала пояс. Пожалуй, и на язык бы его попробовала — сумей так изогнуться. Риндир отметил, что она им все сильнее доверяет. Ну, или выхода у нее другого нет.
— Ты первым иди, подстрахуй ее, — попросил Люб. — Я слишком тяжелый.
Штурман, насвистывая что-то легкомысленное, шагнул на тропу.
— Надеюсь, мы не утонем в болоте ночью. Экипаж нам этого не простит.
— А ты решай проблемы по мере необходимости, — пустил мысль, как стрелу ему в спину, врач.
Пожалуй, идея обратиться в кота и везти женщину на себе была не такой уж плохой. Бодро одолев относительно пологий участок, нёйд все чаще спотыкалась и тяжело дышала. А раз, отвлеченная стрекотом кибера, чуть и вовсе не слетела с тропы. Люб поймал ее за локти и тут же отпустил, ощутив сопротивление. Спасенная повернулась, встретившись с ним глазами. Врач указал сперва на нее, потом себе на плечи. Повернувшись, слегка присел, чтобы ей было ловчей взобраться. Прохладные руки обхватили его за шею, сам он подхватил нёйд под колени. И снова стал спускаться, услыхав в голове насмешливое:
— Оседлала парня ведьма… Эй, ты сказок не читал, что ли? Загоняет вусмерть в полях под Киевом.
— Заткнись, а то сам ее понесешь, — огрызнулся мысленно и понял, что никому нёйд не доверит. В конце концов, это его врачебный долг…
Штурман зафыркал.
У подножия нёйд завозилась, пытаясь освободиться, и Люб опустил ее на землю. Солнце опустилось так низко, что от каждого куста, от каждой кочки падали длинные тени, сделав топи полосатыми, воздух странно мерцал, столбами вилась кусачая мелюзга. Туман собирался в ложбинах прядями, поднимался, густел.
— Заяц пиво варит.
— Тут этих зайцев два вагона, — заметил Риндир скептически. Повернулся к ведьме: — Теперь куда?
Она потянулась к ножу, висящему у Люба на поясе.
— Дать? — с сомнением спросил тот. Нёйд, словно поняв, закивала. Профессиональным взглядом оглядела протянутое оружие. Попробовала на ногте и — полоснула лезвием по ладони. Разлетелись вишневые брызги.
— Ох ё! — темпераментно выдохнул Риндир.
А женщина вернула Любу нож и решительно шагнула в туман.
— Живей за нею! А то кровью истечет.
— Это тебе анализ крови.
— А? Да, — Люб на ходу прижал окровавленный клинок к сканеру, и тот, чмокая, впитал вишневую жидкость. Мужчины шли за нёйд след в след. Туман, все еще поднимаясь, расходился перед ними узкой, словно пробитой ножом щелью, а условная тропа под ногами красновато светилась. Были отчетливо видны травинки, черные листья и ягоды, выступающие из тумана ветки, купы вереска… И элвилин не могли определить, меняет так цвета заходящее солнце или жирно капающая из ладони нёйд кровь.
Люб бурчал:
— Безобразие.
— Она явно знает, что делает. Жертва болотным духам, видимо. Ну некогда было куропатку ловить.
Врач сердито выпятил губу:
— Фенхеля на будущее с собой возьмем, он разбирается.
Нёйд посмотрела на солнце и на мужчин — словно поторапливала.
— Мне кажется, или с пространством что-то творится? — штурман обернулся на оставшуюся позади гору. Она оказалась намного дальше, чем должна была. — И тропа… Не вязнем, не качаемся — словно посуху идем.
— Да ну тебя с этой тропой! — Люб обогнул Риндира и нерешительно взял ведьму за руку.
— Mitte nüüd! — каркнула она резко. — Kiirem!
— Быстрее! — вдруг ожил переводчик.
— И так бежим почти! А тут ты еще… — на ходу попенял ему штурман.
Тропинка резко вильнула и наконец закончилась. Они стояли на острове выше границы тумана, переводя дыхание. Сама же нёйд с гортанным криком метнулась еще выше, к холму под сенью разлапистого дерева — корявого, старого. Один могучий сук, начисто лишенный листьев, вытянулся, словно перегораживая незваным гостям дорогу.
— За ней! — переглянувшись, мужчины запрыгали по корягам и бурелому, кибер гнался за ними.
— Ох ё… ёшкин кот, — Риндир резко затормозил. Люб врезался в него и упал сверху, вовремя спружинив руками и ногами, чтобы не задавить худого друга. Распрямился и тоже придушенно вскрикнул: круглый холм с дубом был огорожен кривым тыном: с угрозой торчащие наружу колья с обожженными остриями, воткнутые между ними и развешанные по неошкуренным бревнам кости неведомых животных — от гигантских одиноких до нанизанных на веревки мелких. И черепа, черепа…
Некоторые звериные, вытянутые или округлые, сохранившие местами рога и челюсти. А некоторые — человеческие. Пустые зенки, смеющиеся зубы. Все изжелта-серые, или с прозеленью, кое-где сколотые, лишенные плоти, словно вымытые дождями или самим временем. От ограды веяло древностью и жутью. На закате она особенно впечатляла.
— Ёшкин кот… — подпирая левую щеку левой рукой, повторил Риндир. Люб же нырнул в пролом ограды и протиснулся в темное отверстие на изумрудном боку холма — протиснулся с трудом: было оно не шире устья русской печи. Перестали сыпаться камешки и земля, очистился комбинезон, и распрямиться внутри можно было. Но оглядеться Люб толком не успел: глаза не приспособились к полумраку. Отчетливо увидел только угли и тень — нёйд, раздувающую угли в прямоугольной яме. Перемазав щеки и руки, она дула, постанывала, дула снова. Люб примостился с нею рядом, так, чтобы от могучего дуновения пепел не полетел ей в глаза. Стянул дыхательную маску, и сотни запахов обрушились на него приливной волной. Мха, сена, торфа, горчащей золы и плесени.
Врач дунул. Зола поднялась коричнево-сизым облачком, а в черных головешках на дне ямы затеплились огоньки. Хозяйка подсунула под них кусочки бересты, нетерпеливо постукивая зубами, дождалась, пока по растопке побежит веселое пламя, и сунула в огонь лучину. Разожгла, прихватила охапку незажженной и выбралась из жилья. Только волосы метнулись. Люб на карачках последовал за ней. Снаружи разгулялся ветер, но не задул пламя, наоборот, заставил его разгореться.
— Kiirem! Как я, делай!
Нёйд сунула разожженную лучину Любу в руки. И гонимым ветром листком метнулась к ближайшему черепу. Сунула лучину в глазницу, и оттуда навстречу рванулось веселое пламя. Люб почувствовал, что ведьму так и тянет взглянуть на солнце, но она сдерживается изо всех сил. Может, и она, как принцы из сказки, на закате должна превратиться в лебедя?
— В ворона, — Риндир вместе с ними стал поджигать масло в черепах. — И вряд ли на ночь, днем же была…
Несколько черепов погасли. Нёйд отчаянно подгоняла себя и суетящихся мужчин. Солнце, словно смилостивившись над ними, ненадолго повисло в дубовой кроне.
— Вертер! — проорал Риндир киберу. — Силовое поле по ограде раскинь, а то с ветром не сладим!
Кибер, поднявшись в развилку дуба, устроился там, накрывая окрестности тонкой радужной пленкой. Обойдя холм по кругу, трое успели зажечь все светильники до того, как солнце, поколебавшись, утонуло в болоте своим верхним краем. Блеснул на прощание яркий зеленый луч, и опустились сумерки.
— На нас что, наваждение нашло? — вытирая лоб перчаткой и оставив на нем полосу копоти, спросил Риндир. — «Если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно?»
Но Любу было не до него: нёйд, запалив последний череп, сложилась пополам и осунулась на землю со счастливой улыбкой на лице, едва не подпалив себе лучиной волосы. Люб сапогом затоптал огонь и с помощью друга втянул в торфяную землянку. Уложил у очага на керимате, укрыв спальником, убедившись, что дым исправно утекает через дыру в потолке наружу. Прижал маску с дыхательной смесью к ее лицу. Убедился, что обморок перетекает в сон.