– Такое бывает, когда убиваешь собственного ребенка, – дрогнувшим голосом сказал Тис и поднял меч. Тот тускло блеснул в хмуром утреннем свете.
Освальд рассмеялся наигранным, злым смехом:
– Твое убийство в мои планы не входило. Но раз уж ты настаиваешь… – Он пожал плечами и развернулся в сторону скал. – Генри, я знаю, ты где-то прячешься! Когда я убью старую развалину, это будет твоя вина! Ты позволил ему выйти сражаться за тебя. Не забудь.
И, едва договорив, Освальд вытащил меч и бросился на Тиса. Генри малодушно зажмурился. Но мечи дробно, быстро звенели, предсмертных криков вроде не было. Генри осторожно приоткрыл глаза – и медленно, потрясенно выдохнул.
Трудно было ждать ловкости, скорости или красоты от боя между седым стариком и человеком, с головы до ног закованным в железо, но рот у Генри восхищенно приоткрылся. Всю жизнь он учился драться так, как дерутся звери: прыгать, наскакивать, сбивать с ног, наносить как можно больше ударов, не думая слишком долго. Отец всегда говорил, что природа – лучший учитель. Но в этом бое не было ничего звериного: никаких криков, подножек, ударов локтем в живот. Только шаги, ложные выпады, быстрые взмахи руками, легкие касания меча о меч. Освальд и Тис сходились и расходились, кружили друг вокруг друга, выжидая момент для единственно верного удара. Это был молчаливый разговор. Генри чувствовал: оба просчитывают бой на несколько шагов вперед. Он стоял, вцепившись в белые камни, и думал об одном: когда он станет нормальным, когда огонь утихнет и можно будет не бояться, что во время драки потеряешь контроль и снимешь перчатки, он пойдет и научится вот так сражаться. Он чувствовал, что остальные думают о том же: на их лицах было искреннее восхищение, даже Хью перестал вырываться и во все глаза смотрел на бой.
Тис обманчиво неторопливым движением вскинул меч, а потом коротко, точно ударил вперед, но Освальд успел уйти в сторону и вдруг рукой, свободной от меча, врезал Тису кулаком по лицу. Тот отшатнулся, и Освальд пнул его ногой в колено, а потом ребром ладони ткнул в шею. Посреди сдержанного, полного достоинства боя это казалось грязной звериной дракой. Тис явно был не готов, и в ту пару секунд, пока он растерянно кашлял, Освальд схватился за лезвие его меча, дернул на себя, подбросил, переворачивая, и вонзил Тису в грудь.
Генри почувствовал, что кричит, но сам себя не услышал – уши забивала тишина, будто он внезапно оглох. Тис осел на землю, прижимая руку к груди, и Генри рванулся вперед. Он не сразу понял, почему не двигается с места, сколько бы ни дергался, – кто-то навалился на него сзади, прижимая к скале.
– Нет, нет, не ходи, он тебя убьет, это же нечестно, он дерется нечестно, – бормотал Сван, и Генри бездумно двинул ногой ему в лодыжку.
Сван завопил и разжал руки.
Освальд хотел драку без правил и без мечей? Пусть получит. Генри мчался вперед, и огонь внутри разгорался с каждым шагом. Он сорвет этот проклятый шлем, вцепится в доспехи, убьет голыми руками! Он летел прямо на Освальда, но тот коротким движением выставил вперед меч, и Генри резко остановился, задыхаясь, – острие меча уперлось ему в горло.
– Не стоит, – холодно сказал Освальд. – Лучше попрощайся. Он умирает.
Генри упал на колени. Старик лежал неподвижно, раскинув руки, и Генри сгорбился, сжимая в кулаках мягкие отвороты его кафтана.
– Ты же волшебник, – беспомощно пролепетал он. – Тебя же нельзя убить, да?
– Этим мечом можно убить кого угодно. Он сам его выковал, – сказал Освальд.
Генри почувствовал, как тот нависает над ним, и ближе наклонился к Тису, пытаясь заглянуть ему в глаза.
– Генри… – Старик медленно, через равные промежутки времени моргал, как будто это помогало ему оставаться в сознании, но по тому, как быстро пропитывалась красным его одежда, Генри уже знал: Освальд прав, все кончено. – Твой дар… не исчезнет.
– Что? О чем ты? Лучше молчи, ты не… Все будет в порядке, – на одной ноте бормотал Генри, у него тряслись губы, он сам едва разбирал, что говорит.
– Дар… ваш с Сивардом… Он не от Сердца. Я трус, я не смог… тебе… правду.
Пальцы Генри разжались.
– Даже если я достану Сердце, для меня ничего не изменится, – медленно проговорил он. Понимание накрыло его, как черная тень. – У меня не будет доброго дара.
Тис коротко кивнул и поморщился:
– Прости. – Язык у него заплетался. – Мой дом… твой. Просто… представь его.