– Вы, может быть, думаете, что монета фальшивая? Извольте проверить. – Освальд с поклоном протянул старейшине золотой кругляш.
Тот попробовал его на зуб, взвесил на ладони – и недовольство на его лице сменилось мечтательным благодушием.
– Надо же, настоящая. Старинная. Я такой и не видел никогда.
– Она теперь ваша. Давайте скрепим сделку. – Освальд сунул кубок в руку старейшины, и тот, не отводя глаз от монеты, отпил.
Генри затаил дыхание. Старейшина на мгновение замер, опустив голову, а потом спрятал монету и взял из рук Освальда черную куртку без рукавов.
– Примите эти прекрасные кожаные доспехи как еще один знак дружбы. Благодарю, вы сделали прекрасный выбор, – мягко сказал Освальд, и Генри вдруг показалось, что Освальд смотрит прямо на него. – Вот видите, друзья, совсем не страшно. Прошу, присоединяйтесь.
Человек пять нерешительно двинулись к столу.
– Монета-то, кажись, настоящая, – простонал Хью и начал проталкиваться сквозь толпу.
Генри поймал его за рукав.
– Даже не думай, – выдавил он. От страха у него перехватило горло. – Все держитесь ближе ко мне, ясно? Кажется, я знаю, что будет дальше.
– Неужели больше никто не хочет монету? – огорченно спросил Освальд. Генри никак не мог привыкнуть к тому, что этот глуховатый железный голос способен быть таким разным. – О, простите, забыл упомянуть кое о чем. Чтобы оградить вас от неверного выбора, я перекрыл выходы из деревни. Никто, кроме моей армии, ее не покинет, а все, кто не примет мое щедрое предложение, умрут. Но это было бы очень обидно, так что подходите! – Он весело поднял кубок. – Разве сложно выбрать между смертью и богатством?
– Да что за чепуха? Эй, братцы, пошли отсюда! – громко сказал рядом с Генри человек в красной куртке и начал проталкиваться к выходу с площади, за ним сразу потянулись человек тридцать.
Освальд вздохнул. Вздох разнесся по площади, многократно усиленный золотым рогом.
– Вот вечно найдется кто-нибудь вроде этого господина и все испортит. Почему нельзя по-хорошему?
И с этими словами он сказал что-то на ухо мужчине с зеленой лентой в длинных волосах. Генри помнил, как тот сидел в башне, уронив голову на грудь. Человек с лентой кивнул, снял с плеча лук, и через пару секунд тот, кто вел людей с площади, вскрикнул и упал со стрелой в плече, и Генри мельком подумал: «Рана не страшная, значит, Освальд велел не убивать».
Но вокруг завопили так, будто никогда в жизни не видели раненых, а голос Освальда перекрывал их крики:
– Это случится с каждым, кто решит сбежать! Прошу, спасите себя! Будьте благоразумны, идите ко мне! Глядите, сколько у меня монет!
Толпа пришла в движение: одни проталкивались к Освальду, другие – к улицам, ведущим с площади. Люди налетали друг на друга, и с каждой секундой толпа становилась плотнее, будто людям казалось, что они будут в безопасности, если прижмутся к соседу. На слова времени уже не было, и Генри схватил за куртки Джетта, Хью и Свана – от потрясения все трое застыли, как бараны, – и потащил их к ближайшей улице.
Но он не учел одного: толпа – это поток со своим непонятным течением, она пыталась оторвать их друг от друга, стискивалась вокруг, надвигалась со всех сторон, и Генри почувствовал, что рукава Джетта и Хью выскользнули у него из левой руки, он успел подтянуть к себе только Свана, который стоял ближе всех. Джетт и Хью, наконец очнувшись, рвались к ним, но было бесполезно.
– Встретимся в лавке! – крикнул Генри. – Бегите туда!
Тут Генри впечатался лицом в чью-то спину, а когда она исчезла, снесенная человеческим потоком, ни Хью, ни Джетта больше не было видно.
– Мы выберемся, не паникуй, – сказал он, даже не зная, слушает ли его Сван, а потом глубоко вдохнул, выдохнул, и время замедлилось.
У всех трех выходов с площади стояли воины в черных кожаных доспехах, выставив мечи в сторону тех, кто пытался скрыться. На местных это производило большое впечатление: люди, даже не пытаясь выбить у воинов меч, тут же бросались обратно на площадь.
Генри выбрал того воина, который казался слабее, и, боднув его головой в живот, сбил с ног, затем выпрямился и ударил второго, другой рукой по-прежнему не выпуская Свана. Потом нырнул под меч третьего и врезал ему локтем по шее, а четвертого дернул в сторону так, что его голова встретилась со стеной соседнего дома. Шесть секунд на всех – отец справился бы быстрее. Генри бросился по улице, таща за собой тяжело дышащего Свана, а вслед за ними помчались все, кто пытался уйти через этот выход.
– Друзья, вернитесь, куда же вы? – бодро крикнул Освальд.
Вокруг было столько громких звуков: треск, крики, удары. Генри мчался, стараясь не смотреть по сторонам. Люди в черных доспехах ломали повсюду двери, тащили на площадь тех, кто не шел сам. Он приказал себе не отвлекаться от цели, не думать о худшем. Людей Освальда даже на этой улице было человек пятьдесят, а значит, всего их гораздо больше, и это не первая деревня, где он побывал.