Но еще через три дня пришла новая телеграмма, извещавшая о смерти Павла Емельяновича и подписанная условным образом — «твой двоюродный брат Йоганнес». Тут уж сомнений быть не могло.
Борис Павлович ехал в Макеевку с неспокойным сердцем. И даже не потому, что отца не стало, что его надо будет хоронить... В конце концов отец — старый человек... Нет, Борис Павлович думал о том, что за ужас с отцом случился. Вдруг он понял всю жестокость своего отказа забрать отца к себе... Отец этого не понял! И Борису Павловичу вспомнились давние-давние слова отца, сказанные им в ссоре с Александрой Сергеевной... Та картина встала перед его глазами в такой ясности, как будто вчерашняя. Он увидел их богатый дом, красивую комнату, хорошо одетых родителей, услышал их молодые голоса:
— Ты ведешь себя так, словно на старости лет хочешь остаться один, без нас... — говорила мужу Саша.
— Если я останусь без вас, то просто перережу себе горло, — ответил ей Павлуша.
Откуда Павлу Емельяновичу было знать, что на самом деле у его сына маленький дом, всего три крохотные комнатки, причем две из них смежные. Да еще и удобств в доме нет. Куда тут забирать старого человека, которому нужны отдельная комната, покой и воздух?
Отец этого не понял... Наверное, обиделся...
Борис Павлович посмотрел на свои неотмываемые от черного мазута руки, вспомнил руки отца — чистые, холенные, без мозолей... Отец никогда физически не работал. А вот сыну своему устроил такую жизнь... Конечно, бедой меряться нельзя, но разве Борису Павловичу выпало меньше стрессов или были они не такие страшные, как у отца? Куда же страшнее, если он 15 лет ежеминутно под смертью ходил? Но он не сломался, жил и работал по-человечески, детей в люди вывел...
Борис Павлович заплакал над своей судьбой, отвернулся к окошку, сделал вид, что в глаз что-то попало. Вытер украдкой слезы...
Да, отец обиделся. Павел Емельянович осознал, что брошен всеми, кого любил. И решил содеять то, о чем говорил когда-то жене — решил перерезать себе горло. Пусть потом все укоряют себя, пусть живут с этим! Но он не смог довести задуманное до конца, а только сильно поранился. Тогда он начал искать веревку.
А в комнате было уже темно, Павел Емельянович перестал видеть и совершал свои попытки наощупь. Из его раны текла кровь, он ее размазывал по себе, а потом этими же руками искал стенку, крючки и гвозди...
Вся комната была измазана кровью, на стенах остались следы его пальцев. А он, устав от безуспешных попыток, лег на диван и умер от потери крови. Таким его и нашел Йоганнес, когда забеспокоился, что дядя не отвечает на звонки, и пришел сюда.
Борис Павлович приехал, когда отца уже увезли в морг, но ту жуткую картину, которую оставил после себя Павел Емельянович, расставаясь с жизнью, он видел. И запомнил, конечно... Мало было горестей на его душе, так еще и этой отец нагрузил...
Через два дня после возвращения Бориса Павловича с похорон в магазин к Прасковье Яковлевне пришла, Александра Сергеевна, свекровь.
— Ты знаешь, Пашутка, мне приснился такой страшный сон... Наверное, мой Павлуша умер. Ты ничего об этом не знаешь?
— Да, ваш муж умер, — откровенно сказала Прасковья Яковлевна. — Как странно, что он вам сразу приснился.
Александра Сергеевна надолго задумалась. Наверное, то были горькие мысли и грустные. Мысли-воспоминания. А это вообще штука безотрадная.
— Ушел первым, — наконец сказала Александра Сергеевна. — И тут меня бросил, посреди жизни... А что с ним случилось?
Прасковья Яковлевна не решилась сказать правду, не решилась ранить старую женщину.
— Он плохо видел... Случайно попал под машину, — быстро придумала она ответ.
— Значит, и мне пора, — покачала головой Александра Сергеевна.
Александра Сергеевна доживала свои дни постепенно и уходила из жизни почти незаметно. Не наблюдалось в ней никаких скачков старости, не было болезней... Она вообще никогда не болела, даже простудами. Только иногда у нее крутили ноги. Для облегчения этого состояния на окне спальни всегда стояла пол-литровая бутылка денатурата и Александра Сергеевна, набрав той жидкости в горсть, на ночь растирала ею ноги, и всё. Причины дискомфорта в ногах не устанавливала да, видимо, и страдала в терпимой степени. До последнего дня она читала газеты без очков, имела кое-какие зубы, чтобы нормально есть. Никогда она не обращалась в больницу, никаких лекарств не пила, народными средствами не лечилась, врачей не знала.
Ее не стало в 1977 году, через год после смерти Павла Емельяновича, почти день в день. Было 7 апреля — праздник Благовещения Пресвятой Богородицы, в тот год на этот день выпал чистый четверг... Александра Сергеевна проснулась в 4 часа утра. На улице едва начал пробиваться рассвет. Она оделась, взяла свою трость и куда-то пошла в сторону центра. Но не дошла даже до перекрестка — упала, захрипела и скончалась.