— Почему вы бежали из Кишинева?
— Соскучилась... — неопределенно сказала Александра Сергеевна. — Да и потом... я осталась без средств к существованию...
— Не утруждайтесь, — улыбнулся тот, кто показался ей наиболее приветливым человеком из присутствующих. — Мы знаем, что было потом... Случилась тяжелая история с вашим мужем. У нас есть выписка из кишиневского суда.
Александра Сергеевна наклонила голову и слегка кивнула, дескать, тут и без слов понятно. Она готова была расплакаться от тоски по спокойной жизни, хотя была такая жизнь у нее бог знает как давно.
В конце концов, к ним отнеслись с таким участием, как только в сказках сказывалось. После этого Александра Сергеевна поверила в советскую власть, перестала бояться и даже признала ее как самую справедливую и человечную. А как же иначе могло быть, если им не просто предоставили гражданство, но выдали новые документы на названную фамилию, а также снабдили бесплатными билетами для проезда до места назначения, а именно до Славгорода. Вдобавок к этому выдали определенную сумму советских денег, достаточную для двухмесячного проживания. Это называлось подъемным пособием.
Такого Александра Сергеевна не ожидала. Страшное напряжение, владевшее ею последнее время, прорвалось все-таки прямо в зале суда. И она залилась слезами. Она плакала неудержимо, но уже не от горя и обиды, а от неожиданного счастья, от невиданного милосердия. Деньги... они же не падают с неба, не берутся ниоткуда. Их кто-то заработал.
— Чьи это деньги? — обеспокоенно спросила она, заслышав о пособии. — Кто мне их дает?
Ее осторожность можно было понять — она не хотела, оставшись нищей, обременять себя долгами или попадать в зависимость к кому-либо, пусть даже к бескорыстному добродетельному человеку.
— Заработал их советский народ, — ответили ей просто. — Наши люди заработали, чтобы помогать нуждающимся товарищам, стремящимся на родину. Не волнуйтесь, это безвозмездная помощь, и теперь они ваши.
Какие странные речи она слышала! Совершенно чудесные... И продолжала плакать, однако это были дорогие, радостные слезы.
Второе замужество Саши
Впрочем, Сашей она была только у своего возлюбленного Павлуши, которого ругала теперь на все лады. Она еще любила этого загадочного восточного принца, неожиданно появившегося рядом с ней и так рано оставившего ее, так странно ушедшего от нее, так страшно удалившегося в страну теней...
Он был идеальным мужем, домашним человеком — не пил, не курил, не водил мужских компаний, все время проводил с нею и детьми, прекрасно ладил с Агриппиной Фотиевной. Как был он нежен с нею, как заботлив, как оберегал от беременностей! Ни одна женщина, наверное, не могла похвалиться таким мужем. У них родилось двое детей, оба выжили, и больше они не планировали увеличивать семью. Только бы жить...
При прощании с ним она поняла одно — не случись его преступления, ареста и трагического вердикта суда, он все равно ушел бы от нее. Сам бы ушел. Да фактически это уже случилось! Ведь все дело в душе, а ее-то как раз у него и не стало, поэтому он сказал ей, что давно умер... А плоть жила, воющая и наглая, и требовала удовлетворения своих больных желаний, требовала эмоций, сотрясающих ее и дающих иллюзию беспроблемной жизни... Его проклятая плоть ради себя покушалась на нее, на детей и маму Сару...
Пока Саша собиралась покончить с браком, тот брак давно уже растаял — вот в чем все дело. Просто Павлуша оставался рядом, чтобы вывезти ее в безопасное место и устроить там. Он боролся с собой, да плохо у него это получалось... Кто кого вывозил из опасности — не понять.
Боже мой, с момента побега из Багдада она опекала неживого мужа! Как же так получилось, когда это началось?
Когда-то в детстве ей сказали — она не помнит кто, — что если ругать человека, то у него все будет получаться, что бы он ни задумал. Вот она и ругала Павлушу. Ведь он намекнул ей — что жажда жизни в нем не исчезла... Это прозвучало так обнадеживающе! Почти как обещание... Она все время помнила эти слова, она поверила в невозможное... Если ругать Павлушу, то может, ему удастся выжить?
Нет, вместе им уже никогда не быть. Ничто не повторяется дважды... Но как ей хотелось, чтобы хотя бы тень его жила на земле! И чтобы она знала об этом.
Знала? Значит, чтобы ей что-то знать, сначала надо выжить. А выживать надо так, как завещал Павлуша — путать сведения, менять имена и даты, места проживания...
Прибыла Александра Сергеевна домой рано утром, так что прошла по селу никем не замеченной, и сразу у проснувшейся матери попросилась помыться и спать. Перепуганная видом дочери, не совсем восстановившейся после драки с контрабандистом, Агриппина Фотиевна растопила русскую печь, сунула туда казан с дождевой водой — мягкой! — и, приказав Порфирию не шуметь на своей половине, принялась готовить обед.