Дариус взялся за рукоять, отвел руку за спину, примериваясь к броску, и тут же отказался от своего намерения. Грейсиль обязательно увидит новую отметину от вонзившегося ножа. Она ничего не скажет, но так выразительно посмотрит на него и покачает головой… А вот подправить лезвие следовало бы. Так, сначала добиться на режущей кромке с обеих сторон заусенцев, затем подправить мелким оселком. Металл, пошедший на метательный нож мягкий, но зато правился легко. Достигнув на режущей кромке черной тончайшей полоски, такой тонкой, что даже свет на ней не отражается, Дариус несколько раз провел по лезвию тканью, слегка пропитанной жиром, после чего вставил его обратно в ножны.
Скрипнула дверь, пропуская матушку Грейсиль, высокую полную женщину, которую, несмотря на ее возраст, трудно еще назвать старухой. Грейсиль прошла к полке, заставленной парадной посудой, что-то там поправила, звякнув кувшином о глубокую чашу с незатейливым орнаментом на ее боках, зачем-то передвинув его в сторону, затем поинтересовалась:
— Скажи, Дариус, а отказаться ты не мог?
Не женское это дело — лезть в дела мужчин, но слишком уж с озабоченным лицом он тогда вернулся, хотя и пытался это скрыть.
— Все будет хорошо, матушка Грейсиль. Да и сколько можно дома сидеть? — Попытался отшутиться Дариус. — А сено для Тельды найдем, если сам не успею накосить, куплю. Или Роя попрошу, чтобы накосил.
Грейсиль вздохнула, и задала новый вопрос:
— Когда думаешь вернуться?
— К следующему сенокосу точно буду.
Грейсиль вздохнула еще раз, но промолчала.
'Быстрее бы уж Дариус женился, — хмурилась она, замешивая тесто для лепешек. — Сначала мужа ждала, потом сына, теперь вот Дара ждать приходится. Женится — невестку в дом приведет, все не одной уже. Детишек они нарожают, и будет все как у людей. А то иногда вечерами выть хочется от одиночества. И все ждешь, ждешь, ждешь, прислушиваясь к каждому звуку за окном. Так и жизнь вся пройдет в ожидании'.
'Смог бы — обязательно отказался, матушка Грейсиль, — размышлял Дариус, снимая со стены висевшие на деревянном колышке ножны с саблей. — Но не получилось'.
Дариус сознательно оставил саблю напоследок. И сейчас, вынув из ножен блестящее, слегка изогнутое лезвие, он несколько мгновений им любовался. Казалось бы, пора уже привыкнуть, сабля у него уже долгие восемь лет, но каждый раз извлекая клинок из ножен, у него перехватывало дух. Сабля досталась ему трофеем от рук первого убитого им врага, долузсца. Тогда, восемь лет назад, после боя с долузсцами, в котором они умудрились победить, люди из котерии Сторна настаивали на том, чтобы сабля была продана, а деньги разделены между всеми, слишком дорого она смотрелась. Но Сторн настоял на том, чтобы сабля досталась Дариусу, особо упирая на то, что тот лично убил долузсца, убил в четырнадцать лет, и это говорит о многом. Став обладателем этого сокровища Дариус поменял ножны на более скромные, и еще он сменил рукоять, прежняя оказалась ему толстовата. Ножны же смотрелись слишком дорого, и слишком бросались в глаза, такие ножны впору иметь какому-нибудь барону или даже графу.
Через пару лет рукоять пришлось поменять снова, подстраивая под подросшую руку владельца. А лезвие, конечно же, оставалось прежним. С долом, почти доходящим до неширокой елмани и красивой поверхностью, украшенной вязью. Сторн говорил: клинок изготовлен не долузсцами, они таких делать не умеет.
Сабля была в полном порядке. Дариус всегда тщательно следил за тем, чтобы на лезвии не появилось даже малейшего пятнышка ржи. Несколько раз взмахнув саблей, он с удовольствием послушал свист разрезаемого ею воздуха. Нет, до чего же она хороша! А уж как заточку держит! Говорят, таким клинкам в старину давали собственные имена, и слава о них разносилась далеко-далеко. У сабли Дариуса тоже имелось имя, сам он его и дал, но никогда не произносил вслух.
Единственный недостаток, если это можно назвать недостатком — длина клинка. Все же он предназначен для конной рубки. Носить саблю на боку, на перевязи, когда идешь пешком, не очень удобно, но и оставить ее дома…
Ничего, не в первый раз, у Дариуса давно имеется упряжь, чтобы пристраивать саблю за спиной. Конечно, и в этом случае возникают определенные неудобства, ведь саблю такой длины не выхватишь из-за спины одним движением, а иногда это очень и очень важно.
Но за все всегда нужно платить, так всегда говаривал сам Сторн.
Кираса. Старая добрая верная кожаная кираса. Взять ее с собой необходимо, хотя и лишний вес. Но не ту, у которой между слоями кожи спрятана тонкая кольчужная сеть. Нет, вот эту, она хоть и из толстенной бычьей кожи, но полегче, она и покороче, ее полы едва достигают середины бедер.
Правый наплечник заменен сразу по возвращению из прошлого дела, а остальное… — Дариус взял кирасу за наплечники, отвел руки перед собой и критически ее осмотрел — все остальное в порядке.
Взять с собой глефу с наконечником, похожим на короткую саблю? Самое подходящее оружие для пешего путешествия. Но тогда встанет выбор между глефой и саблей и, понятное дело, победу одержит, конечно же, сабля. Ну и к чему тогда все эти раздумья? Как будто бы и все. Кинжал на поясе всегда с ним, и он тоже в порядке.
Осмотрев сапоги, Дариус пришел к выводу, что один поход они еще точно протянут. Нет, есть у него и новая пара сапог, но разнашивать их на ходу будет дуростью, ведь можно стереть ноги так, что всем обузой станешь. Становиться же ему обузой нельзя — он гонорт, и люди ему свои жизни доверяют. А потерять авторитет значительно проще, чем его заработать.
Вот, как будто бы и все, остальное — заботы матушки Грейсиль.
Она напечет лепешек, таких твердых, что проще размочить, чем разгрызть.
Положит в дорожный мешок копченую колбасу, что коптится целых две недели, но которая удивительно долго хранится. Пшена на похлебку, соль, куски застывшего кленового сока. Сладкий кленовый сок хорошо помогает восстанавливать силы после трудного дня. Или в том случае, когда потеряешь много крови от ранения, что может быть лучше сладкой воды? Положит рулоны полотна, истолченный в порошок мох, которым следует засыпать рану, чтобы она не загноилась перед тем, как наложить на нее повязку, и еще множество необходимых вещей.
И обязательно парочку чудных, запеченных в печи цыплят, с золотистой корочкой, завернутых в большую тонкую лепешку. Цыплят, следуя строгим наказам матушки Грейсиль, необходимо съесть на первой же остановке на ночь.
Останется лишь пристроить в дорожный мешок вошеные тетивы для лука, кремни с кресалом, да всякие мелочи, вроде иголки с ниткой и рыболовной лесы с крючками.
Со двора, через распахнутое настежь окно, послышались голоса. Это Ториан с Роем, ошибиться сложно. Слышен был бас Ториана, и ломающийся басок Роя, во всем старающегося походить на своего брата, даже голосом.
И еще скороговорку Грейсиль, беззлобно поругивающую Ториана. Вероятно, за то, что в прошлый свой визит он, споткнувшись, вдребезги разнес плечом большой глиняный горшок, пристроенный на плетне горлышком вниз.
Да, неплохо они тогда посидели за корчагой доброго меда, выставленной Михельсом по поводу гибели дикого кабана, давнего своего недруга, повадившегося на его огород, расположенный на самом берегу реки Табы. Ториан, кстати, и взял кабана на рогатину.
Дариус встретил новых гостей снова за столом.