Любовь и правда похожа на удавку, которую он добровольно затянул вокруг собственной шеи. Он пал для нее, доверял и надеялся, что она подхватит его, однако этого не случилось. Блэкберн не последовала за его планами, и теперь Зейн разбит и не может найти причину, чтобы жить, отпуская ее. Одна уничтоженная душа лучше, чем две.
- Не делай этого, - ворчал Люцифер рядом с его ухом, касаясь рукой спины Короля и посылая мурашки страха и ярости по нему, взывая ко тьме. - Не отпускай ее. Ребенка еще можно спасти, я сделаю это. Дай ему жить. Она будет любить младенца и тебя, ты можешь заставить ее. Вбей это в нее, сломай девчонку, пока она не станет никем. Сожги в ней части, которые преданы Гарри, и замени их своей любовью.
- Оставь меня.
- Не отпускай ее.
- Дай мне побыть одному! - зарычал Зейн, его лицо потемнело, кулаки сжались, глаза зажглись от ярости, и каждая клеточка тела молила о сладком удовольствии от жестокого убийства, от крови.
- Она твоя, ты знаешь. Все в этом мире принадлежит тебе, девушка не исключение. Она твоя для удовольствия и любви. Если захочешь, чтобы она упала на колени, чтобы сделала все желанное, ты знаешь, это возможно. Надо сражаться за свои желания, Зейн. Ты не трус, - слова Люцифера были как песня, мелодичная и нежная, ритмичная и элегантная.
Зейн повернул голову, сжав челюсть и прислонившись кулаками к деревянной раме. Хотелось бы ему заблокировать Люцифера, пока тот не исчезнет. Хотелось бы, чтобы его сердце не теплело, струны души не танцевали от мысли о жестокости.
Он может удержать Эвелин, его Эви, здесь, запертой во дворце, сделать ее своей игрушкой, любимой, женой, королевой, да кем только пожелает. Это реально. Ему не хватало уверенности и каменного сердца. Он вспомнил ту ночь, сад, покрытый капельками росы, Гарри, ждущего у конюшни. Всего лишь кивок головы, одно пожелание, и парень упадет на землю весь в крови. Эвелин будет грустить, но сможет оправиться, уж он об этом позаботится.
Как только Зейн расскажет ей о ребенке, она испугается, пожелает его смерти или же зажжется от радости, любви и к нему, и к ребенку. В любом случае, это не имело значения. Если Зейн хотел сохранить ребенка, то тот выживет.
“Ты владеешь и ей, и ребенком. Ты Зейн Малик, ты никому не преклоняешься. Тебе не должно быть страшно, бери все, что хочешь, заслуживаешь. Бери любимую женщину и сделай ее своей”.
- Заткнись! - заревел Зейн, взорвавшись. Комната содрогнулась от его голоса. Возвращаясь к Люциферу, не отступавшему от него, Король добавил: - Оставь меня.
Демон усмехнулся.
- Ты знаешь, это правда. Зачем подвергать себя такой боли? Быть альтруистом совершенно не круто. Важны только твои чувства. Она лишь делает тебе больно, Зейн, так пусть заплатит. Подожди, пока она придет, пока ты возьмешь ее в свои руки и прижмешь к стене. Ты не можешь отпустить ее, у тебя никогда даже желания такого не было. Ты всегда будешь любить себя больше, чем ее.
- Ты неправ, - голос Зейна все больше напоминал рычание.
Иногда проще сказать, чем сделать. Люцифер ухмылялся как змей, его улыбка была ненатурально большой, глаза мерцали красным, пока он отступал в тень.
Не прошло даже одного сердцебиения, когда со стороны холла послышались легкие шаги.
Эви. Его Эви.
========== Часть 169 ==========
- Сама я с востока, из места, которое называли Китаем, - прошептала Мэй Ли, когда Эвелин собиралась уходить, а чашечка с чаем опустела. - Мой муж боготворил богов, но их было пять, он называл их Хранителями: Жизнь, Смерть, Судьба, Тьма и Свет.
Чашка в руках Мэй дрогнула, когда она поднесла ее к губам, чтобы еще раз сделать глоток горячего чая с корицей.
- Мой муж поспорил со Смертью и выиграл. Он угадал имя Хранителя.
- Он угадал имя Смерти? - прошептала Эвелин, она забыла про весь окружающий мир и сконцентрировалась на происходящем. Сердце девушки вылетало из груди от мысли, которая приносила одновременно и возбуждение, и интерес. - Это?..
- Он так и не сказал мне, считая меня слишком умной, даже сильнее, чем он. Может, считал, что я тоже заключу сделку со Смертью, может, что рискну своей душой и убью его.
Глаза Мэй Ли нашли какую-то интересную пылинку на жидкости, находившейся в чашке. Пальцем он поглаживала позолоченную ручке.
Это напоминало исповедь. Эвелин слышала грусть, ненависть к себе и сожаление в словах
Мэй. Вампирка прекрасно знала все, что происходило в душе Блэкберн.
- Он предложил мне загадку, - добавила рассказчица спустя пару минут тишины, подняв взгляд на лучи солнца. Совсем скоро темнота возьмет верх, и светило скроется. - Данное имя является своего рода подарком. Оно до смеха очевидно и дьявольски гениально. Он заставил меня гадать, но я так и не пришла ни к одному выводу. Вот и вся помощь, которую я могу предложить. Будь умна, Эвелин, и с ответом, и с желаниями.
Воспоминание возникло в голове Эвелин, темнея от ее чересчур пытливого сознания, вчитывающегося в каждую деталь, каждое слово загадки.
До смеха очевидно и дьявольски гениально.
Теории появлялись в ее голове, пока шаги отражались эхом от стен. Постоянная навязчивая мелодия стала ее спутницей, когда девушка шла по длинным холлам дворца, в то время как каждый грамм энергии Эвелин пытался разгадать тайну.
Данное имя является своего рода подарком.
До смеха очевидно.
Она надавила ладонью на ручку металлических дверей, прошмыгнув в комнату и не заметив тень, показавшуюся у ее окна.
========== Часть 170 ==========
Она выдохнула, решив, что находится в безопасности.
- Твоя, - выдохнул Люцифер, согревая, гипнотизируя Зейна. И как бы Королю не хотелось откинуть наваждение, у него не выходило.
Огонь против огня. Один из них горит ярче, сильнее, жарче. Зейн словно горел, кровь бурлила под кожей, разжигая вены. Его руки тряслись.
“Твоя”.
“Моя”.
“Ты Король”.
“Я Король”.
“Она твоя. Не отпускай ее”.
“Она моя. Я не…”
“Не отпускай”.
“Я люблю ее”.
“Не дай ей уйти”.
Сжав руки в кулаки, Зейн наблюдал, как Эвелин входила в комнату. Волосы девушки развевались от ветра, сердце билось быстрее, чем должно было, пытаясь оптимизировать температуру.
- Где ты была? - он говорил непринужденно, но между словами слышался холод.
Услышав тот голос, который преследовал ее в кошмарах и принадлежал жестокому мужчине, она чуть вскрикнула. Сердце начало биться еще сильнее, руки задрожали, ей становилось холодно. Эвелин чувствовала себя загнанной жертвой.
“Твоя”.
Зейн облизнул губы.
“Нежная, сладкая и прелестная. Посмотри на нее. Вспомни, каково держать ее в руках, чувствовать и ласкать. Она твоя”, - голос Люцифера был соблазнительным, очаровывающим. Именно это Зейн ненавидел больше всего в себе.
Как змей соблазнил Еву, так и Люцифер поступал с Зейном, взывая к его гордости, эгоизму, власти.
“У твоих ног лежит планета. Почему не она? Заставь ее полюбить тебя, научи, выбей из нее дурь. Она просто человек, обычная жалкая и бесполезная девушка. Мусор. Бесполезная. Подумай о своем ребенке, который находится внутри ее живота. Дара, - с легкой хрипотцой продолжала Тьма, - твоя дочь, и Ромео, твой сын. Они твои дети, твоя кровь. Твои. Все они. Они еще живы, их сердца бьются. Они твои плоды, их не убить зельем. Ты можешь спасти их, можешь быть любимым, стать отцом, получить семью и впервые за долгое время быть счастливым. Не дай ей забрать это. Сражайся”.
- Я-я… - пробормотала она.
- Не утруждайся, не лги. Скажи мне правду, Эвелин.
Она отступала назад, пока не была прижата к стене. До того, как их сердца сделали еще один удар, он пересек комнату и оказался перед девушкой. Ее аромат заполнил его легкие: мед и корица.
- Ты замерзла, - отметил Зейн, коснувшись указательным пальцем ее вспыхнувшей щеки. Прикосновение породило искру, которая переросла в огонь.
Сожаление не успело проявиться в его голове, ведь разум уже был ошеломлен греховными, опасными мыслями, которые могли уничтожить все, чего он достиг, сжечь жизнь, полную смеха и улыбок, о которой он мечтал, в смесь из пепла.