* * *
- Это не смешно, дарлинг, - качает головой мой Том, отчего его кудри слегка высыпаются из причёски. Он уже стянул пару носков, пиджак, а теперь резкими движениями расслабляет галстук, красноречиво смотря на меня. Хиддлстон уже не выглядит утомлённым, его глаза поблескивают за очками, и он кажется то весёлым, а то немного сердитым. Я, в своём платье, сижу напротив и наблюдаю. За тем, как хмурятся брови, когда выпадают плохие карты, за тем, как напрягаются под рубашкой плечи, на которые я хочу посмотреть... - Смешно, - спорю я, снова деля стопку фишек надвое. - Может, это тебя поощрит. То, что я делаю, говорит о моём возбуждении. У меня давно пьяная голова, и я слышу шумное дыхание Тома, потому что он тоже небезразличен. Слегка наклонившись вперёд, я подворачиваю половину лифа, оголяя левую грудь. Я знаю, как это выглядит, потому что грудь получается более округлой и стоячей, контраст с остальным телом чувственен и эротичен, и Хиддлстон замирает с каким-то загипнотизированным взглядом, на вдохе. - Oh God, - выдавливает он наконец. - Что же ты делаешь, дарлинг?.. - Вообще или с тобой? Том с трудом отрывает взгляд от моей груди и смотрит прямо в глаза, немного прищурившись, расслабившись так, словно уже проиграл: - Ты мухлюешь. - Я мотивирую. - Ты мухлюешь, sweetheart. - Либо ты выигрываешь, либо я ухожу. В какой-то момент мне кажется, что Том сбросит карты и накроет меня, ляжет сверху, заканчивая весь фарс. У него бьётся на шее вена и розовеют щёки. - Надеюсь, ты так играешь только со мной. - Возможно. Он усмехается и всё же считает фишки. - Все русалки такие? - Какие? - Хитрые, - предлагает Том. - Соблазняющие, - поправляю я. - Думаю, иногда это одно и то же.
***
Глаза у Тома расширяются, когда он понимает, что выиграл. Кажется, он действительно не ожидал. Он с напряжением проверяет карты ещё раз, а потом выдыхает. И с этим выдохом облегчения смотрит на меня обжигающим страстным взглядом, который теперь не надо скрывать. - Наконец-то, - и бросает все фишки в середину стола, прежде чем встать, и я жду его, откинувшись в кресле, - наконец-то... Он нагибается сразу к моей груди, влажно её целуя. Я пытаюсь не улыбаться: такая маленькая деталь, а он действительно еле держался. Потом я обязательно буду над ним шутить. Он проводит языком по соску, втягивает его в рот (жарко и мокро), одной рукой нетерпеливо ищет подол платья, а другой крепко впивается в талию, словно думает, что я захочу уйти. Я обнимаю его за плечи, прижимаю ближе к груди, ладонь зарываю в кудри и - наслаждаюсь. Том пахнет острее, потому что хочет меня, дышит шумно и горячо, и если на некоторое время я немного остыла, то теперь чувствую новый прилив. Том поднимается раскрытыми губами до шеи и до лица, целует на шумном вдохе и сразу - влажно. Раскрыв мои губы своими и языком упираясь в язык. Я отвечаю тем же напором, но оказываюсь ведомой - его рука отвлекает меня. Грубо, с нажимом и неутихающей жадностью Том то гладит, то мнёт, то взвешивает мою грудь на ладони, и я не успеваю следить за сменой таких ощущений: мне до безумия хорошо. Его пальцы втирают поцелуи под кожу, чтобы я чаще вспоминала о них, чтобы пахла ими, и чтобы завтрашним утром касалась себя, думая о таком. Все прелюдии уже сыграны, и Том просто задирает подол (когда, наконец, находит). Я принимаю его, толкнувшись навстречу, и от такого простого движения он стонет в наш поцелуй. Я чувствую свою влагу и его жар, но понимаю, что ещё не на грани, что могу связно мыслить и ощущать, но мой Том доведён мною до исступления. У него краснеет лицо, по виску бежит капля пота, и он твёрдый настолько, что сильнее растягивает меня. Он начинает двигаться, рукой придерживая колено, не сдерживаясь, до конца, сразу прерывисто-быстро, и я откидываюсь назад, задыхаясь. Словно его напор выбивает весь кислород. Но я всё равно подаю бёдра вперёд, для него раскрываюсь, и Том утыкается мне в плечо. Я чувствую напряжение его мышц, все стоны и мокрые поцелуи. Сегодня он поднимает шум, а не я. Он берёт меня так, словно хочет втереть в себя, тяжело нависает сверху и не извиняется, как обычно. Он чертовски красив, так, что хочется плакать; всего пара минут, и я проглатываю его бархатный стон. Том падает сверху и часто дышит. Я чувствую, что для него это был острый конец. - О боже, дарлинг, - шепчет он, - о боже... И я прижимаю его к себе.