сжимая тугое предплечье, предсказывая следующее движение, чувствуя под пальцами пульс, а возле рта дыхание, которое горчит на моём языке. Но вначале я вглядываюсь в наши лица. Том следит за мной, поджав губы. Его глаза тёмные и глубокие, я вижу в них опасный огонёк - не чувствуя паха, я знаю, как жаждут меня; это какое-то странное, низменное желание, подкашивающее ноги и пьянящее голову. Словно почувствовав, Том вскидывает на меня свой пронзительный взгляд и немного смягчается, будто опасаясь спугнуть. Я вижу в зеркале, как он трогает губами край моего плеча, но почему-то чувствую только дыхание. Мне хочется сделать что-то в ответ, но вторая рука крепко удерживает меня за бедро, и я могу только изредка ловить поцелуи, а не давать их сама. Том слегка улыбается мне (получается как-то тепло и ласково), кончиком носа ведёт по моей щеке, сталкивается с моим; я замечаю, как движения между моих ног становятся легче, и раскрываю рот для неспешного поцелуя, которого ожидаю. Том по-прежнему пахнет кофе; его губы твёрдые, но податливые, не сухие. Я хочу распробовать их, но вместо этого содрогаюсь и слышу свой стон, будто сквозь пелену: Том внезапно надавливает, почти грубо входит в меня, в сравнении с прежней лёгкостью это кажется пощёчиной, которая выбивает дух. Крайность приводит моё тело в восторг, и я вспыхиваю такой страстью, что стыдно признать её. Я больно цепляюсь обеими руками за чужое запястье, но Том уже сам отстраняется, также резко, как прислонился. Я вижу блеск влаги на его тонких пальцах, чувствую эту влагу, когда его ладонь выворачивается из моих; я пугаюсь следующего движения и надеюсь на него, я хочу ещё раз почувствовать вспышку... А Том заигрывает со мной. - Дарлинг? - интересуется он полушёпотом. Мне хочется, наконец, обернуться, если не обернуться, то вновь опустить его руку себе на пах, сделать хоть что-то, что доведёт меня. Я слышу глухие поцелуи возле самого уха, на щеке, и вдруг понимаю по ожидающему взгляду, что он хочет увидеть. И отдаюсь. Том берёт мою руку в свою, раскрывает её, давит сверху, диктуя движение, опуская ладонь от груди до талии, от талии к паху; я слежу за этим в зеркале, словно смотрю неприличный фильм. И это не так, будто сама - Том продолжает держать руку сверху, указывая. Я чувствую свои прохладные пальцы, которые водят с непривычной силой, напором, сквозь них будто просвечивают чужие касания. И мои ноги уже не нужно придерживать. Я пытаюсь молчать, но роняю всхлипы и неразборчивые слова каждый раз, когда Том касается моего рта своим. Он делает это специально, чтобы слышать меня. Чтобы раскрывать меня перед собой, оголять до тех чувств, с которыми я всё ещё плохо знакома. Я рассеку ногтями кожу его второго запястья, если он не возьмёт меня за руку. И Том шипит, отпускает моё бедро, на котором отпечаталась крепкая хватка, забирает мои пальцы своими, сжимает мой кулак в своём кулаке. Если я продолжу смотреть, то закончу прямо сейчас. Том одёргивает меня, когда я нетерпеливо ёрзаю и ускоряюсь, а потом, наконец, переворачивает на кровать. Его горячее тело обжигает меня, я не вижу его лица за завесой волос, но чувствую полноту страсти в поцелуях, таких жадных, будто я для него новая женщина. Пересохшими (снова) губами он касается шеи, груди, крепко прижимается всем лицом к моему животу и шумно вдыхает мой запах; так откровенно наслаждается мной, что начинает знобить от желания. Его спина сильная, ладная, внизу, перед упругими ягодицами, две ямочки. Такие - внезапно - трогательные. Но мне не дотянуться, и я просто смотрю, думаю о том, как поцелую их, когда всё закончится. Я чувствую его пальцы и говорю удивительно трезво: - Не надо. Том отнимает руку, понимая меня. Он бы чувствовал это по моему дыханию, если бы сам ровнее дышал. А на самом деле, я хочу лишь пары движений. Отказаться от них для меня почти мука, но я оттягиваю, как могу. Затем мы целуемся. Кажется, до боли в губах, целуемся всё то время, пока он двигается во мне, что-то шепчет, ощущает отзвуки моих стонов у себя в горле; его губы становятся мокрыми, пошло-липкими, а по крепкой спине ползут капли пота, которые я стираю своими руками. Я сжимаю его в себе так сильно, что он обрывает свой вдох, заканчивает следом за мной, вцепившись пятернёй мне в волосы (почти больно). И мне слышен его стон - стон, который кажется мне таким же сладким, как эта ночь.