— Подожди! Ты не можешь… вот так. Я наломал дров — что есть, то есть. Но я не отказывал тем, кто приходил ко мне за помощью. Особенно тем, кому больше негде было искать помощи.
Надежда скрещивает руки на груди:
— Похвально. Продолжай в том же духе. В этой жизни карму убийцы ты вряд ли отработаешь, а там… Да найди лучше духовного учителя, он все нормально объяснит. Я не по этой части, мне вообще не показано общаться с людьми, как ты уже мог заметить. До свиданья, всего доброго.
Похоже, здесь ловить нечего. Не хочет человек мне помогать, даже слушать меня не хочет — обидно, но Надежда в своем праве. Колхоз — дело добровольное. Надо искать другого свободного от Дара, которому что-то от меня будет нужно… Нет, не прокатит. Им по определению ничего не нужно.
А ведь если бы Надежда была сегодня в Карьерном, она могла бы просто подойти к этим двум живым бомбам и застрелить их — ни гипноз, ни волна на нее не подействовали бы. А, стоп, не смогла бы — побрезговала бы портить убийством свою драгоценную карму. Убивать же фу-фу-фу, неважно, сколько людей таким образом можно спасти…
Тем не менее Надежда ничего не должна — ни мне, ни кому-то другому. Можно отказать в помощи тому, кому неоткуда больше ее ждать. Можно не выходить на битву со злом, чтобы не замарать свои белые одежды. Кто я такой, чтобы судить?
Но ведь это работает в рамках индивидуалистической логики мирного времени. А если смотреть на нас, людей, как на нечто общее, и знать, что мы стоим на пороге войны — станет ясно, что мы просто обязаны помогать друг другу. А кто не хочет, на тех можно надавить. Что важнее — воссоединение моей семьи или душевный комфорт этой праведницы? Она же осталась свободной от Дара, потому что соблюдала некоторые правила. Вот к этим правилам и надо апеллировать.
— Надежда, ты не можешь меня прогнать. Я имею право получить помощь. Черт возьми, я сейчас это докажу.
Напротив окна — мутноватое овальное зеркало. Встаю, подхожу к нему. Ну и рожа у меня… неважно.
Накатывает тошнота, и, похоже, причина не в похмелье или не только в нем. Сколько раз я проделывал это с другими… в ходе расследований, в основном, но бывало же, что и в собственных целях. Нередко под мой Дар попадали люди, ничего дурного не сделавшие — но надо же было в этом убедиться. Это воздействие безвредно… насколько известно.
Так, не время для колебаний. Решился — действуй.
Говорю, глядя себе в глаза:
— Скажи как есть, как ты помогал людям, которым неоткуда было ждать помощи?..
Вроде бы ничего не произошло. А, не, нога травмированная разнылась. Такое до сих пор бывает, если стоять неподвижно некоторое время.
— Вот знала же, что не надо было тебя впускать… — тоскливо говорит Надежда. — Ведь ушел бы ты когда-нибудь… Годы духовной практики псу под хвост. Ладно, рассказывай, чего там тебе нужно.
— Забери Дар моего брата.
— Ну и где твой брат? Приведи его сюда.
— В том-то и дело. Он ушел. И не может вернуться. Хочет вернуться — я нашел способ достучаться до него. Только не может.
Надежда сразу веселеет:
— Что ж, на нет и суда нет. Я могу забрать Дар у того, кого знаю или вижу прямо перед собой. Ты достоин помощи, но просишь невозможного.
Вот оно как… Что же, я попытался. На нет и суда нет…
— Так что все-таки придется тебе уйти, — Надежда даже не пытается скрыть радость.
Тоже мне, блин, праведница.
— Да хватит уже меня гнать! Тот, у кого ты заберешь Дар, сам станет свободным от Дара?
— Наверно… Откуда мне знать? Я этого ни разу не делала, сам понимаешь.
— А свободный от Дара может забрать Дар у того, кого знает, даже если его нет рядом?
Надежда на полминуты прикрывает глаза, потом говорит:
— У меня это так может работать. Не проверяла, но понимаю, что должно получиться.
Тупо смотрю на панельку за окном. Уже совсем темно, почти везде горит теплый домашний свет. В каждой квартире — люди, праведные или не особо. Ссорятся, мирятся, укладывают детей, готовят ужин, смотрят кино.
Жизнь меня к такому не готовила. Я надеялся, свободный от Дара каким-то образом сможет вернуть Олега домой. Ожидал, конечно, что чем-то придется заплатить. В этой жизни ничего не бывает даром… кроме Дара. Но я не был готов к тому, что отдать придется собственный Дар.
Даром пришедший Дар… За год он стал основным инструментом в моей новой профессии. Даром я завоевал авторитет среди весьма серьезных людей. Им же решал личные вопросы, что, возможно, не совсем этично, но как же, черт побери, удобно…