Но те заботы, которые терзали обитателей замка, не поддались бы яствам и питью. Суп ушел, как пришел. Ушла и рыба. Пришли предварения к жаркому и еще не ушли. Над столом, словно туман, висел покров скорби. Даже девятый граф, не склонный к унынию, ощущал, что обед испорчен присутствием сэра Грегори.
Что до самого сэра, недавние вести сокрушили бы для него и десять обедов. Как ясно выразил это в бессмертном труде былой приятель (см. гл. IV, VII, XI, XVIII), юность его была легкомысленной, но сейчас, уже в годах, он смотрел на жизнь очень серьезно. Серьезной была его тяга в парламент; а если Пилбем, выполнив угрозу, отдаст рукопись Тилбери, шансов практически нет. Кого-кого, а местный комитет он знал. Прочитай тот о креветках – и все псу под хвост.
Сюда он пришел, дабы спорить с сыщиком, умолять, взывать к лучшим чувствам, если они существуют, – и что же? Сыщика нет. Не с кем спорить, не к кому взывать, некого и умолять.
Где он, так его так?
Тот же самый вопрос мучил и леди Констанс. Неужели, выйдя зигзагом из гостиной, он направился к лорду Тилбери?
В слова воплотил все это лорд Эмсворт, какое-то время оглядывавший стол сквозь сдвинутое пенсне тем взглядом, каким глядит кошка, производя поверку своих котят.
– Бидж! – сказал он.
– Милорд? – откликнулся несчастный, чью утробу вконец изгрызла лиса.
– Бидж, я не вижу мистера Пилбема.
– Мистер Пилбем у себя, милорд. Лакею он сообщил, что к обеду не выйдет. Головные боли, милорд.
– Я тоже к нему стучался, – поддержал его Галли. – Мне он сказал, что хочет спать.
– Ты не зашел?
– Нет.
– Надо было зайти. Может, ему плохо.
– Если б я зашел, было бы еще хуже.
– Голова больше болела бы?
– Куда больше! – сурово заверил Галли, беря соленую миндалину.
На трех участников новость подействовала точно так, как действует дождь на скошенный луг[40], каплями орошая землю. Леди Констанс похорошела, словно освежившийся цветок; то же самое скажем мы и о леди Джулии. Сэр Грегори, кроме этого, вздохнул с таким облегчением, что погасил свечу. Шесть глаз (попарно) переглянулись, одаряя друг друга радостной вестью.
– Ой, Господи! – сказал лорд Эмсворт. – Только бы он не разболелся! От этих гроз чего не бывает! Перед обедом и у меня побаливала голова. Надо будет к нему сходить, сейчас это очень некстати. – И граф метнул в сэра Грегори такой взгляд, что тот разлил полбокала.
– Почему? – осведомилась леди Джулия.
– Не важно, – отвечал граф.
– Понимаешь, – объяснила леди, – мне, лично мне, кажется, что головная боль мистера Пилбема всегда кстати. Не говоря об ангине, чахотке, лихорадке, жабе и чуме.
Из полумглы раздался нежный, тонкий звук, напоминающий утечку газа. Бидж выражал свои чувства в той форме, какую допускал этикет.
У лорда Эмсворта чувства были иными.
– Джулия! – укоризненно вскричал он. – Зачем ты так говоришь?!
– Не успела придумать ничего похуже.
– Тебе не нравится мистер Пилбем?
– Кларенс, придерживайся действительности. Он никому не нравится. Есть люди, которым он нужен, вот и все. А так бы его давно отравили.
– Ты не права, – возразил лорд Эмсворт. – Он прекрасный человек. Некоторые, – и он метнул взгляд в баронета, – покушались на мою свинью. Благодаря его советам она – вне их досягаемости. Прекрасный человек. Пошлю ему вина.
– С него вроде хватит.
– Э?
– Так, не важно.
– Вино помогает при мигрени, – объяснил граф. – Расширяет сосуды.
– Сколько можно о нем говорить? – властно вмешалась леди Констанс. – Я устала от вашего Пилбема! И от твоей свиньи, Кларенс. Ради Бога, выберем тему поразумней!
Естественно, после этого воцарилось глухое молчание. Правда, когда расставляли тарелки для десерта, леди Джулия подняла бокал и провозгласила:
– Помянем усопшего!
Однако сыщик не усоп. В самый момент тоста он, словно заведенный, сел на постели и уставился в темноту. Примерно с минуту он соображал, где он. Ощущения были неприятны. Даже черная смерть, о которой с такой теплотой отзывалась леди Джулия, терзала бы не больше, если вообще не меньше.
Пытаясь припомнить, что привело к беде, он обнаружил, что память работает выборочно. Ясно он знал одно: как-то почему-то его оскорбила леди Констанс. Глубокая досада охватила его, такая досада, что он решил отомстить. Аукцион? Да ни за что! Рукопись надо прямо отнести лорду Тилбери.