– Будет лучше для всех, если убрать тебя с дороги.
– Наконец-то ты признал это.
Отец внезапно упал духом:
– Ты такая же загадка для меня, каким был в детстве.
На лице Палпатина заиграла улыбка.
– Просто ты не в состоянии меня понять.
– А ты, как всегда, столь высокого мнения о себе.
– Ни чуточки, отец. Ты даже не представляешь, на что я способен. Никто не представляет.
Косинга тяжело вздохнул:
– Я знаю, что ты мой родной сын, ведь я специально проводил анализ – для надежности. Но по правде, я не знаю, откуда ты взялся – от кого или от чего ведешь свой род. – Он пристально посмотрел на сына. – О да, вот же он – тот жестокий огонь в твоих глазах, который я вижу уже семнадцать долгих лет. Как будто ты хочешь убить меня. Ты всю жизнь думал об убийстве, не так ли? Ты просто ждал, когда кто-то даст тебе разрешение действовать.
Лицо Палпатина потемнело.
– Мне не нужно ничье разрешение.
– Именно. В глубине души ты – зверь.
– Царь всех зверей, отец, – сказал Палпатин.
– Я знал, что этот миг настанет. Знал еще в тот день, когда пытался запеленать тебя, а ты отбивался с такой силой, какой не встретишь у младенцев.
Сын посмотрел на него исподлобья:
– Я уже был взрослым, отец, возмужавшим с рождения – и ты ненавидел меня за это, ибо понимал, что таким, как я, тебе никогда не стать.
– Ненавидел сильнее, чем ты можешь представить, – с возросшей злостью в голосе прорычал Косинга. – Достаточно сильно, чтобы желать тебе смерти с самого начала.
Палпатин не сдвинулся с места:
– Ну так убей меня – прямо сейчас.
Косинга сделал шаг ему навстречу, и вдруг его со всей силой отшвырнуло к переборке, разделявшей центр связи и главный салон. Из-за запертого люка раздался взволнованный женский голос:
– Что случилось?
Потирая ушибленное плечо, Косинга смотрел на сына глазами, широко раскрытыми от удивления и страха – словно загнанное животное. Он попытался дотянуться до панели управления люком, но Палпатин одним движением пальца пресек его потуги. Невидимая рука развернула Косингу на месте и отбросила к противоперегрузочному креслу; от удара о подлокотник его лицо залила кровь.
Кто-то забарабанил в люк с противоположной стороны.
– Охрана! – закричал Косинга, но едва слова слетели с его губ, как переборка, к которой он привалился, прогнулась внутрь, швырнув его лицом в палубу и выбив из него весь дух.
Все это время Палпатин стоял как вкопанный, его руки дрожали, а лицо было перекошено от ярости. Что-то дикое светилось в его пылающих глазах. Он услышал грохот ударов по люку и развернулся к нему:
– Не подходите! Идите прочь!
– Что ты наделал? – панически голосила мать. – Что ты наделал?
Косинга с трудом поднялся на четвереньки и в страхе начал ползти к люку, оставляя на палубе кровавые пятна. Но Палпатин уже приближался.
– Если тебя породила сама Сила, я ее проклинаю! – проскрежетал зубами Косинга. – Проклинаю!
– Я тоже, – рявкнул в ответ Палпатин.
Люк заскользил в сторону, и он услышал голос охранника, который снял его с «Джафана III»:
– Стоять!
– Косинга! – истошно завопила мать.
Палпатин обхватил руками голову, а затем со зловещей невозмутимостью подбежал к люку, схватил ошарашенного охранника за грудки и швырнул его на середину отсека.
Подняв лицо к потолку, он крикнул:
– Теперь мы все в одной лодке!
Из них бы вышли превосходные мастера пыточного дела: Плэгас и 11-4Д склонились над операционным столом, к которому был привязан Венамис – все еще в искусственной коме, а теперь еще и накачанный анестетиками. Дроид сжимал в своих придатках окровавленные скальпели, ранорасширители и кровоостанавливающие зажимы, а Плэгас – в маске и халате – стоял, закрыв глаза: лампы операционной отбрасывали от него на пол длинные тени, но сам он едва ли пребывал сейчас в бренном мире. Он глубоко погрузился в Силу и, равнодушно взирая на повреждения, которые 11-4Д нанес внутренним органам бита, сосредоточился на том, чтобы навязать свою волю микроскопическим посредникам Силы. Дроид при этом тщательно контролировал клеточную активность пациента, отслеживая симптомы того, что манипуляции Плэгаса – попытки продлить Венамису жизнь – дают желаемый эффект.
Внезапно по телу Плэгаса заструился поток искрящейся темной энергии. Такого сильного чувства он не испытывал с самой смерти Дарта Тенебруса; его сопровождали проблески настоящих, прошлых и, вероятно, будущих событий, и возмущение в Силе было столь велико, что в мгновение ока вырвало его из транса. Свершилось таинство, был пройден обряд посвящения. Морально готовый к тому, что Венамис предстанет перед ним сидящим на столе, он открыл глаза – но увидел лишь 11-4Д, который шаркал к нему от коммуникационной панели операционной.