Палпатин хотел было вскочить с места, но обуздал этот порыв:
– Мне кажется, вы не правы насчет Тапало и Веруны, Видар. Я могу сказать с уверенностью, что вы рискуете жизнью, если выдвинете обвинения публично.
– Я полностью это сознаю, Палпатин. Но если Ронар откажет мне в моей просьбе, ради чего мне жить дальше?
Палпатин опустил ладони на плечи Кима.
«Ради той маленькой роли, которую ты сыграешь в возмездии ситов».
Когда он покинул кабинет Кима, на улице стало еще холоднее. Снег кружил над дворцовыми башнями в порывах шквалистого ветра, а мелководные притоки Солье подернулись коркой льда. Агент с Корусканта, которого сосватал ученику Плэгас, – Сейт Пестаж – дожидался Палпатина на площади у стен музея искусств Парнелли, разогревая озябшие ладони своим горячим дыханием.
– На Набу никогда не слыхали об управлении погодой? – бросил он, когда Палпатин приблизился.
Припомнив свои тренировки на ледяном Майгито, Палпатин едва не рассмеялся агенту в лицо. Но вместо этого он произнес:
– Набуанцы никогда не были охочи до перемен.
Пестаж метнул взгляд на величавые колонны, подпиравшие купол музея:
– Кто бы сомневался.
Немного старше и выше ростом, чем Палпатин, он был жилист и производил впечатление человека весьма компетентного. Его близко посаженные карие глаза блестели, а черные волосы, поредевшие у лба и висков, подчеркивали острый нос и угловатые скулы. Плэгас упоминал, что Пестаж родился в городе Даплона на Сьютрике – промышленном центре, близ которого когда-то вели тайную жизнь Дарт Бейн и Дарт Занна. Плэгас не сообщал, где и как он познакомился с Пестажем – возможно, «Капиталы Дамаска» когда-то вели дела с большой и влиятельной семьей этого человека – но намекнул, что Палпатину стоит включить Пестажа в свой растущий штат помощников и доверенных лиц.
Палпатин выудил из кармана плаща лист флимси, который выдал ему Видар Ким, и вручил его сообщнику:
– График и маршрут Кима.
– Прелестно. – Пестаж упрятал флимси в карман.
– Дождись, когда он завершит свои дела на Корусканте.
– Как скажете.
– Он грозится оповестить Орден джедаев и следственный комитет при Сенате о сделках, которые мы провернули.
Пестаж хмыкнул:
– Значит, он целиком заслужил то, что его ждет. – Он обвел взглядом округу, не поворачивая головы. – Я присылал вам список возможных исполнителей. Вы кого-нибудь выбрали?
– Маладианцев, – ответил Палпатин.
Группа высококвалифицированных гуманоидов-убийц. Выбор для него был очевиден.
Пестаж кивнул:
– Могу я узнать, почему именно их?
Палпатин не привык оправдываться, но тем не менее ответил:
– У мандалорского Дозора смерти своих проблем по горло, а у «Бандо Гора» собственные виды на Галактику.
– Трудно не согласиться, – сказал Пестаж. – Для маладианцев контракт – это святое, так все говорят.
– Как скоро вы доставите их на Корускант?
Пестаж искоса посмотрел на него:
– Будет лучше, если я не стану утомлять вас деталями.
Такая дерзость произвела на Палпатина впечатление и одновременно разозлила его:
– Ошибок быть не должно, Сейт.
Пестаж ответил ему страдальческим взглядом, но в голосе звучала покорность:
– Если будут ошибки, тогда больше нам разговаривать не придется. Я всецело сознаю, на что вы с магистром Дамаском способны, и постараюсь доказать, что достоин и дальше вам служить. Однажды, быть может, вы начнете воспринимать меня как члена семьи – как, без сомнения, воспринимает вас сенатор Ким.
«Как же много ему известно?» – задумался Палпатин.
– И вы не чувствуете угрызений совести, ведя двойную жизнь, Сейт?
– Есть люди, которые рождены для этого, – ответил Пестаж, со всей невозмутимостью встретив пристальный взгляд Палпатина.
– Вы позвоните мне сюда?
– Как только разберусь с делом. Постарайтесь не отходить далеко от комлинка.
– Магистра Дамаска вы тоже известите?
Пестаж покачал головой:
– Он дал понять, что в ближайшие недели будет недоступен. Но вряд ли я ошибусь, если предположу, что результаты не ускользнут от его внимания.
На планете, что на краю изведанного космоса, над полированным до блеска металлическим столом в мерцании диаграмм и бегущих строчек данных по физиологии и анатомии светилось трехмерное изображение рослого двуногого существа в четверть его роста. В похожем на ложку кресле, прикрепленном верхним концом к высокому потолку белого зала, восседал Хего Дамаск, казавшийся на диво миниатюрным на фоне троих худощавых ученых: двоих мужчин с гребнями на голове и женщины, чье лицо было серым, а не белым, как у ее сородичей.