Казалось, возраст был не властен над этой высокой женщиной с треугольным лицом, широко посаженными, полными сочувствия глазами и пышной копной длинных черных волос. Она вступила в брак с Руви по расчету, была такой же серьезной, как и он, и в равной степени предана их благотворительному делу.
– Разумеется, – ответил Палпатин. Склонив голову, он добавил: – Мадам Наберри.
Она сделала шаг навстречу, чтобы обнять его, но быстро передумала и просто улыбнулась в ответ:
– Рада снова видеть вас, сенатор.
Руви похлопал его по спине:
– Я так и не поблагодарил тебя за позволение обратиться к Сенату и рассказать о кризисе с беженцами на Сев-Ток.
Палпатин отмахнулся:
– Для меня честь – помочь в таком важном и достойном деле. К слову, Онаконда Фарр передает тебе привет.
– Родия должна гордиться им, – сказал Руви. – Он один из редких ныне сенаторов, кто понимает, что богатство и власть даются не просто так; что они должны служить стимулом для оказания помощи тем, кому не так повезло в жизни.
Палпатин натянуто улыбнулся.
– Что привело вас в порт, сенатор? – спросила Джобель.
– Отнюдь не случайность, мадам. Сказать по правде, это дело чрезвычайной важности, которое касается вашей дочери Падме.
– Она здесь, – сказал Руви.
Палпатин воззрился на него:
– На Корусканте?
– Здесь, в Таннике. – Он указал на близлежащее взлетное поле, где энергичная темноволосая девочка направляла антигравитационную тележку с провиантом к трюму ожидающего погрузки корабля.
– Кто этот юноша рядом с ней? – спросил Палпатин.
– Ян Лаго, – пояснила Джобель.
Палпатин вгляделся:
– Сын советника короля Веруны?
Джобель кивнула:
– Кажется, он без ума от нее.
– А Падме – от него?
– Мы надеемся, что нет, – сказал Руви. – Ян – милый мальчик, но… Скажем так, Кун Лаго не обрадуется, что его сын увивается за злейшим врагом, если можно так выразиться [49].
Обнаружив, что юный Ян с интересом рассматривает его, Палпатин на миг задержал на нем взгляд, после чего сказал:
– Это подводит меня к сути дела, за которым я пришел. Как вам, без сомнения, известно, наш король проинструктировал меня проголосовать в поддержку Торговой Федерации по вопросу налогообложения зон свободной торговли.
– Ну еще бы, – с неприкрытым презрением бросил Руви. – Как же еще Веруне набивать свои карманы взятками?
Палпатин кивнул:
– Мне, вам и кое-кому из дворян хорошо известна его подноготная. Но, возможно, сейчас пришло время сделать его секреты достоянием всей Набу.
Джобель помрачнела:
– Если вы про то, чтобы бросить ему вызов на предстоящих выборах, то это гиблое дело.
– Позволю себе не согласиться, мадам, – произнес Палпатин. – Я уже беседовал с отдельными представителями электората, и они разделяют мое мнение, что подходящий кандидат смог бы переиграть его на выборах.
Когда его взгляд сместился в сторону Падме, челюсть Руви в изумлении отвисла:
– Ты это несерьезно.
– Абсолютно серьезно, Руви. Участник молодежной программы для будущих законодателей к восьми годам; младший законодатель – к одиннадцати. Помогала беженцам на Шадда-Би-Боран. И ко всему прочему, пользуется в Тиде большей популярностью, чем любой из прошлых губернаторов за многие поколения.
Джобель захлопала глазами и, не веря собственным ушам, покачала головой:
– Палпатин, ей же только тринадцать!
Палпатин развел руки в широком жесте:
– На Набу избирали и более юных королев, мадам. И ее правление может продлиться полвека. – Он не желал даже слушать возражения Руви и Джобель. – Одна из поправок к конституции гласит, что монархия может стать наследственной, если подберется достойная династия. А разве есть на Набу семья более достойная, чем Наберри?
Муж и жена переглянулись.
– Вы нам очень льстите, сенатор… – начала было Джобель, но Палпатин перебил ее:
– Набу сыта по горло монархами вроде Тапало и Веруны. Падме позволит нам заново обрести себя.
Несколько мгновений Руви обдумывал его слова:
– Даже если Падме согласится на это, не уверен, что кто-то сможет убедить ее поддержать идею с налогами – зная, чем все это может обернуться для Набу и других планет окраин.
– Но ей необязательно касаться этого вопроса, – возразил Палпатин. – Достаточно будет просто развернуть кампанию против коррупции и тайных сделок Веруны, которыми он поставил Набу в столь неловкое положение.
Джобель в сомнениях прищурилась:
– Рискуя наступить на больную мозоль, сенатор, все же отмечу, что именно вы помогли Веруне взойти на трон и с тех пор считались его ярым сторонником.
Палпатин покачал головой:
– Сторонником – никогда. Я всегда считал себя чем-то вроде противовеса, и за последние несколько лет мы с королем имели разногласия почти по всем вопросам, включая библиотеку, которую он построил, и кредиты, которые он столь расточительно потратил на создание космофлота Набу. – Он умолк на мгновение, затем добавил: – Поверьте, Веруну можно одолеть.
И вновь Руви и Джобель обменялись обеспокоенными взглядами.
– Мы – люди провинциальные, Палпатин, – молвил наконец Руви. – Мир политики… а уж тем более политики галактической…
Палпатин сжал губы:
– Понимаю. Но что заставило вас променять горы на Тид, как не Падме и Сола – и те возможности, что открывались перед ними?
Руви задержал задумчивый взгляд на Палпатине. «Он вот-вот дрогнет».
– Я не хотел бы втягивать в это Падме только для того, чтобы она проиграла, Палпатин.
Палпатин просиял:
– Мы с тобой вместе сделаем так, чтобы этого не случилось. И не хочу говорить раньше времени, но я почти уверен, что верховный канцлер также ее поддержит.
– Валорум знает о Падме? – спросила Джобель в восторженном изумлении.
– Конечно, знает. – Палпатин помолчал. – Встретив такого соперника, как Падме, Веруна, вполне вероятно, прозреет и сам отречется от трона.
Джобель рассмеялась, но ответ ее был абсолютно серьезен:
– Вы проделали огромную работу, сенатор.
Глава 26
Низменные инстинкты
В ясный день, глядя на северо-запад из окна заваленного строительным мусором верхнего этажа завода «ЛайМердж», Мол мог разглядеть великолепный центральный шпиль Храма джедаев, пронзающий небо у самого горизонта. В отсутствие учителя, отправившегося на Эриаду на торговый саммит, который сам Сидиус и предложил провести, забрак взял в привычку забираться под самую крышу дома не реже раза в день и глазеть в электробинокль на далекий шпиль в надежде разглядеть хоть одного джедая.
Бесперспективная затея.
Если там и были джедаи, они проводили время в самосозерцании – чем следовало заняться и Молу. А если не медитировать, так работать над мотоспидером с изящными обводами, который он нарек «Кровавым плавником», или дроидом-убийцей Ц-3ПХ, или шлифовать навыки обращения с ланвароком – смертоносным дискометом, который крепился на запястье. Посвятив свое время этим занятиям, он с куда большей вероятностью добьется расположения Дарта Сидиуса, чем если будет таращиться на остроконечный шпиль Храма, мечтая о той минуте, когда он сможет выйти на бой против мастера-джедая. Но после того как он несколько недель назад вернулся с Дорваллы, Мол был слишком возбужден, чтобы сидеть на полу, скрестив ноги, и погружаться в потоки темной стороны или корпеть над электронными схемами дроида-зонда, которые перед отъездом дал ему Сидиус.
Когда забрак вспоминал время, проведенное на Дорвалле, его мысли были посвящены отнюдь не убийствам, которые он совершил. За свою недолгую жизнь он убил многих, и в смертях Патча Бруита, Каба’Зана и всех прочих, кто был связан с добычей ломмитовой руды, не было ничего, что отличало бы их от всех предыдущих. Сказать по правде, за свою беспечность шахтеры заслуживали долгой и мучительной смерти, а не той безболезненной и быстрой, которую даровал им Мол [50]. Но думал он вместо этого о чувстве сопричастности, которое испытал, выполняя задание. Он не только смог проверить на деле свои навыки маскировки, слежки и рукопашного боя, но и использовал их для проведения в жизнь Великого плана ситов, – чего не случалось ни разу за годы его обучения на Орсисе или во время вылазок на другие планеты, которые разрешал ему совершать Дарт Сидиус. По его возвращении на Корускант темный владыка похвалил ученика за выполненную работу, что, как посчитал Мол, было вполне достаточной наградой. Он бы удовлетворился ею, если бы за этим заданием последовало другое. Но Дарт Сидиус не взял его с собой на Эриаду и весьма туманно рассуждал о планах на будущее.