Только дурно пахла.
Это как? Это… перекрыли доступ?
Теоретический кошмар уничтожения внезапной реальностью ударил под дых. Оборвалось дыхание. Не может быть. Только что. Стоял. Рассуждал о связях. Об энергии. О Силе. О хаосе, о невозможности… Что происходит?
Что делают ситхи? Что — делают — ситхи?
Тьма. Разрыв связей. Любых. Опасность. Чёрный сумрак безумия. Багровый туман…
Что они делают? Что они отрезают? Они… они хоть понимают, что…
А вокруг бликовал свет. Переливами в небе, искрами в траве и листве, теплом по лицу. А за спиной стоял острый холод. Зараза. Червоточина. Болезнь. Смерть.
Смерть… живого.
Он медленно повернулся и посмотрел назад. Тонкими струйками из низины выползал зеленоватый туман. Липкий. Плотный. Выползал и распространялся…
Вдруг за ним блеснули чьи-то глаза. То ли разумного существа, то ли зверя. Разницы никакой. Дикий, голодный взгляд.
Куай посмотрел на нетронутую пока полянку, лес и равнину за ним. Пока ещё полную тишины и летней неги. Скоро дойдёт и сюда. Уничтожит.
Он сморщился от непереносимой боли, вдохнул, сосредоточился — и исчез. Блеснул бликами среди других бликов.
Надо торопиться.
Синий кристалл бытия
Город только на первый взгляд мог показаться Корускантом. И лишь тем, что также состоял из высоких, ажурных, прорезающих пространство конструкций. Конструкции уходили в небо и стояли в нём. Серебристое и синее. Белый и золотистый. Башни, парящие в…
Синий кристалл бытия.
Переплетение лучей, подобно тому, какое возникает в драгоценном камне, образовывало световой кокон… зал Совета?
Хмурый высокий человек стоял там и смотрел в аналог паутинного окна. Стоял долго и неподвижно, возможно, очень долго, забыв о времени, которого не было.
Вдруг резко дёрнулся и отскочил. За его спиной возник вихрь. А из вихря возник рыцарь — и рука темнокожего магистра опустила зажженный меч.
— Куай, — сказал он. — Ты сбрендил.
— Привет, — буркнул тот. — Как мало ты изменился после смерти.
— Ты тоже…
Меч погас.
Нет, клинок не был лазером, а именно тем, что в обычном мире являлось эвфемизмом: луч чистой энергии.
— Что ты здесь делаешь? — спросил Куай, стряхивая со своего плаща травинки, а с сапог — комочки грязи и прочую гадость. — Ты зациклен на зале Совета и создал здесь аналог? А где остальные?
— Создали аналог в другом месте, — угрюмо сказал Мейс.
— Ты не рад меня видеть?
— Я не видел тебя очень давно.
— Конкретный ответ.
— Очень. Я так давно с тобой не сталкивался, что не знаю, как относиться к тебе.
— Ну хорошо, пока ты разбираешься в своих сложных чувствах, объясни мне параллельно — что это такое? — он показал на лже-Корускант.
— Мир.
— Да? Здесь, кроме тебя, есть кто-то?
— Зачем ты пришёл?
— Ревность, — усмехнулся Куай, — великолепное чувство. Только очень мешает жить.
— Согласен. Ну и что?
— Я долго тебя искал.
— Я не подозревал о глубине твоей привязанности.
— Ты не понял, — жёстко сказал Куай. — Я долго искал тебя, потому что тебя не было нигде. Во всех местах скопления наших. Знаешь, сколько я их перебрал? Я узнал, что ты удалился, гм, в уединение.
— Ну, удалился.
— Ты один из самых сильных, Мейс. Ты нам нужен.
— Я отбыл своё магистром Ордена. Хватит.
— Ты до сих ревнуешь ко мне?
— Было немного обидно, — ответил Мейс, — оказаться немного формальным главой Ордена. Немного исполнителем… Всё-таки мне казалось, что я самостоятелен в своих решениях.
— Тобой руководил магистр Йода. Он старше и опытней. А ты взрослый человек. Обижаться в твоём возрасте…
— Манипулятор-враг бьёт не так больно.
— Бедненький. Ты сам использовал прочих джедаев. И посылал их порой на смерть по причине, известной только тебе. Ты идеальный исполнитель, Мейс. Хороший воин. Но интриги и сложные комбинации — не для тебя. У тебя другие таланты. И каждый в Ордене делал то, к чему был приспособлен лучше. Ты слишком прям. Слишком. А твоя детская обида в мире великой Силы — смешна. Удалился в затвор. Создал мир — или нашёл — и медитирует на свою обиду. Хватит, пошли. Ты нам нужен.
Мейс странно смотрел на него.
— Грубая работа, хочешь сказать? — усмехнулся Куай. — Я с тобой не работаю. Это с чужаками я выбираю интонацию, давлю на слабые места, затрагиваю желания, интересы, гордость. Это с чужаками я не позволяю себе ни резкости, ни прямоты. Напротив: посочувствовать, дать понять, что рассчитываешь, попросить, подвести к мысли и действию — мягко, аккуратно. А с тобой, сотоварищ, я не буду ни лгать, ни играть. Пошли. У нас серьёзная опасность.
— Ты хоть скажи, какая.
Морда Мейса, как всегда, была непроницаема. И взгляд — тоже. Вот это было проблемой: взгляд. Обычно живые существа могут сохранить бесстрастное выражение лица. А у некоторых видов это вообще мимическая особенность вида. Но глаза… через них входит наибольшее количество информации, через них же выходит. По крайней мере, для людей. А у Мейса взгляд был — как стекло. Как зеркало, в котором отражался лишь собеседник.
Хуже. Воин Мейс хорошо усвоил уроки бесстрастия. Именно потому, что оно ему плохо давалось. Усвоил, вбил, сделал второй личиной. А когда понял, что полностью бесстрастным быть не может — помог волей. Сильнейшая воля без примеси эмоций — упругим барьером вставала из глаз. За барьер пробиться не мог никто.
— Ситхи отрезали себя от Силы. И часть мира вместе с собой.
— Ну и что?
Куай на секунду растерялся. Он ожидал любого — но полное равнодушие стояло там на последнем месте.
— Тот мир может погибнуть.
— А мне накласть. Я там не живу.
— Мейс. Его гибель может создать воронку, чёрную дыру, прореху — здесь. Что-то вроде глобальной природной катастрофы.
— Какой ужас.
— Мейс. Ау.
— Уа. Я не понимаю, что ты так дёргаешься. Ну, будет катастрофа. И что?
— Тебе всё равно?
— Нет, не очень. Мне будет интересно. Наверно.
Куай смотрел на него.
— Что с тобой? — спросил он спокойно.
— Ничего. Просто я переруководился. Перепереживался за судьбу галактики. За судьбу Ордена. Меня уже стало тошнить от бумажек, инструкций, руководств, совещаний, миссий, интриг, сложных планов по захвату власти. Я воевать хотел, а этого мне мало дали.
— Ты сражался с Палпатином.
— Да, — ответил Мейс, и на его лице впервые вместо чугунного бесстрастия проступила удовлетворённая усмешка. — Я сражался с Палпатином. Один на один, — он снова улыбнулся.
— Замечательно, — сухо сказал Куай. — Я очень за тебя рад. Если учесть, что он положил вас, как малых детей… Сколько вас было? Четыре?
— Да, — Мейс продолжал улыбаться. — Арестовывать новоявленного императора мы пришли вчетвером. Именем республики…
— Ты перемедитировался, — оценил Куай интонацию Мейса.
— Нет эмоций — есть покой, — ответил Мейс.
— Спасибо, я помню.
— Пожалуйста.
— Ты можешь объяснить мне свою улыбку?
— Она так непривычна на моём вечно тупом лице? — ухмыльнулся Мейс.
— Она что-то обозначает. Что-то, связанное с арестом Палпатина. Что-то, что я не знаю.
— Оперативник Куай не знает, что сделал администратор Мейс. Ужас. Вообще-то ты знаешь. Палпатин зарубил троих, а потом выбросил в окошко — меня. В промежутке между этим мы неплохо порубились.
— Я знаю, — сдержано сказал Куай.
— Видишь, как всё просто.
— Мейс.
— Что?