-Что?
-Никогда так… не убивала. Нужен начальный импульс, - сказала она, глядя в лицо забраку, - потом смерть расправится сама… но её надо контролировать. Понимаешь? Иначе… Это особое искусство… убивать.
-Тебя мастер научил?
-Оба, - улыбка серых губ. – Не научили – развили талант. Сначала самоконтролю… потом убивать. Масштабно… Такая практика у меня впервые… но теоретически… меня готовили.
-Только теоретически?
-Практически – гораздо мельче, - новая улыбка. – Убить живых существ на планете… население непокорной планеты… потом всё население кроме оговоренных… полигон, - голос спал на шёпот, - вся галактика… Мастерам… нужен был убийца…
Смех на губах.
-Подобных мне, - шёпот, - убивали на протяжении миллиардов лет… а ситхи… не испугались… частицы смерти… Смерть – тоже искусство… - смех.
-Да, - забрак серьёзно кивнул, - тоже. Посмотри на дело с другой стороны: кто, как не тот, кто на “ты” со смертью, знает все её штучки. Может, ты убила половину галактики. А вот я живу.
-Где Кеноби?
-По-моему, ты его сожгла, - усмехнулся Кэмер. – Всё-таки… ток высокого напряжения… прямиком по Силе… травматично. Может, он туда и ушёл.
-Это, - ответила Рина, - его выбор. У него был другой…
-Брось, ты бы его всё равно убила.
-…в детстве. Так тихо. Ты слышишь?
-Да.
Они прислушались. Оба.
-Где-то… - с сомнением сказала Рина. – Где-то алым полыхает долина… Там нет пирамид. Только пламя. Пламя из бездны достигает пламени небес… красиво.
-Не знаю, - ответил Кэмер. – Не вижу.
-Придётся тебе меня отнести, - сказала Рина. – Мой корабль в нескольких километрах отсюда. Сама идти я пока не сумею.
-Нет проблем, - ответил забрак. – Ты лёгкая, - сообщил он, взяв её на руки.
-Я чувствую, - усмехнулась та. – Госпитализация мне поможет…
Пад.
Белая капля корабля в беспросветной мгле.
Я… пыталась. Соответствовать тому, что он хотел.
Плохо. Просто – плохо. Сминается в бумагу мир, горит в голове. Небо дышит пустотой… пространство. Голова… истончается в пыль. Сердце болит. Из подреберья противный низкий звук, звучание, ощущение, голос: чёрная соль. Кожа сжимается на лице… усыхает…
Я сплю-сплю-сплю… я вечность не спала… сплю…
Засну снова. Великая бессонница, сминается мир. Мир. Падаю. Падаю. Падаю. Умираю…
Смерть обыденна и проста. Но переход к ней тошнотворен.
Вытошнило. Ещё раз. Ещё. Болью. Сжатым прессом головы. Сжатой болью горла. Мир меняется… течёт. Плывёт. Мир становится комком, скользящим по грани сознания, за тошнотой и болью. Мир утекает вдаль… мимо… мир проходит – куда?
Мир… песок сквозь пальцы. Жар Мустафара… жар…Как же… не болит – перетирает внутри. Перетирает… её. Стирает. Навсегда.
Одно лицо… другая маска. Каждая из масок сдирается рывком. Королева Амидала. Сенатор Наберрие. Леди Скайуокер. Политик. Королева. Жена. Содранные маски. Без кожи. Та, которая хотела завоевать мир. Та, которая пыталась написать стихи. Та, которая из-за любви попыталась вернуться и стать нелюдью.
Всё это – она. Не я. Чужие желания. Чужие мысли.
И перед глазами – серый туман.
Моя жизнь рвётся на тысячи кусков.
Моя смерть никому не нужна.
Я любила того, кого убила любовь.
Я умела только любить.
Я дала ему яд.
Я дала яд себе.
Я не ушла.
Я… я… я…
Я…
Я ухожу.
Я умираю.
Навсегда.
Меня нет.
Прощайте.
Бен.
Капли времени обретают свой ток. Вечность хранит свой покров. У меня есть время, чтобы понять. Есть, чтобы вспомнить.
Сейчас, глядя на мёртвую женщину на столе и двух младенцев в клешнях заботливого дроида, я размышляю: как я пришёл ко всему этому? Я, рыцарь-джедай Кеноби?
Рыцарь-джедай.
Зелёный магистр что-то говорит мне про голоса Силы, говорящие с ним от имени Куай-Гона. Чушь. Маленькое зелёное существо пытается склеить то, что навсегда было разбито. И я не слушаю его. Я вспоминаю.
Каким-то образом я всё же пришёл на Мустафар.
Откуда?
Возможно, я шагнул туда прямо с натёртым миллионом ног полов великого Храма. Колонны, уходящие ввысь. Я за колонной. Мы, мал мала меньше, играющие в форс-прятки, не замечая магистров, рыцарей и прочих высокопоставленных лиц. Наша спальная комната, в которой спали ещё девять таких как я, мальчишек. Разных рас – но мальчишек, кто и когда из нас, чувствующих отпечаток другого на материале свой души, замечал видовые различия? Мы были колонией детей под наблюдением взрослых. Некоей группой, которую сложили не мы, но в которую мы вошли. Организмом, командой. Возможно, это были единственные существа, о которых бы я мог сказать: друзья. А возможно, не было и этого.
Как-то однажды кончились прятки. Наступили экзамены. Жизнь.
Я не очень хорошо помню, мой фальшивый ученик. Если бы я помнил лучше, я бы тебе рассказал, наверно. Как рос некий мальчик в Храме. И как он вырос. Тебе помог канцлер? Мне не помог никто.
Отговорки, учитель. Сила помогает тому, кто сам себе помогает. А дорогу осилит идущий.