– Не было пирожков, – ответит тот.
– Хотя бы крендельками угостил…
– Кренделей тоже нет, а вот предложение ко всем нам есть…
– И что это за предложение, выкладывай, – проговорил Петька-шмыга, подручный Шмони.
– Булочная готова сделать нам угощение, если я покажу им из какого мешка я просыпал муку, когда лазил за пирожками.
– Это что-то из сказок. – Засмеялся Петька-шмыга. У нас, ребята, Санька-гармонист – сказочник! Сказки сочиняет. Где это видано, чтоб воришек за неудавшийся наскок пирожками угощали!..
– Правда… Эта мука, что просыпалась, с какой-то другой смешалась и у них что-то там из этого получилось, – проговорил неуверенно Санька.
– Айда, все к дому Филипповых, – сказал Шмоня, – там и выясним…
Все разом встали и двинулись к булочной.
У булочной их встретил Афанасий Матвеич.
– Я рад, что вы пришли! – сказал он громко, обращаясь к мальчишкам.– Мне очень надо, чтобы ваш друг, он кивнул на Санька, показал мне из какого ларя он зачерпнул муку. Это очень важно для научного эксперимента. Если вы его отпустите, то для всей вашей компании я готов подать угощение. Чего изволите? Ну, говорите… не стесняйтесь…
– Пирожков двадцать штук, нет тридцать! – выкрикнул Петька-шмыга.
– Пятьдесят пирожков, – заключил Шмоня, – потянешь дядя?
– Договорились! – Громко произнёс Афанасий Матвеич. – Принято. Пирожки уже готовы!
– Вначале пирожки, а потом вам Санька, – уточнил Шмоня.
– Пирожки сейчас принесут! – и он сделал знак рукой.
И только он это сказал, как из булочной Дарья Филимоновна, Дора Карповна и Ксеня вынесли противни с румяными пирожками.
– Давай, гармонист, дуй, показывай кондитеру, чего он от тебя хочет, – проговорил Шмоня, хватая и засовывая пирожок в рот.
Саня не заставил себя долго ждать. Он прошёл в булочную, затем по коридору в производственные помещения и в комнату, где встретился с Ксеней. Всё в ней стояло так, как и в тот день. Вот лари, вот совки, вот уже пустые квашни.
– Тебе Ксюша объяснила, чего мы от тебя хотим узнать? – Спросил Афанасий Матвеич, обращаясь к Сане.
– Да. Я всё понял. Вот этот совок, которым я черпал муку. – И Саня взял в руки совок.
– А может быть ни этот? – Спросила Ксюша.
– Этот. – Уверенно проговорил мальчишка. – У него ручка кривая. Из-за неё и просыпалось. Муки я зачерпнул полный совок, чтоб на все квашонки хватило.
– А ларь… Из какого ларя ты брал муку? Можешь показать? – спросила вкрадчиво Дарья Филимоновна. – Их здесь пять…
– А что не показать… Могу показать. Вот из этого и брал. – Саня показал на ларь, стоявший с краю.
– Может быть из соседнего взял, а не из этого? – Пытаясь проверить мальчишку, спросил Афанасий Матвеич.
– Нет, из этого. Он от меня самый близкий, а до тех хоть два шага, а надо пройти. Не-ет, из тех я не брал, не под рукой. Я повернулся и сразу зачерпнул. К тем подойти надо.
– Хорошо, Саня. Ты нам помог,– проговорил Афанасий Матвеич, – А теперь, Ксюша, накорми парня пирожками, а мы с Дарьей Филимоновной побеседуем.
* * *
– Получается, он насыпал в пробу Белотурку, сорт второй Голубой, – проговорила Дарья Филимоновна немного растерянно. – Может, соврал, а сам насыпал сорт первый Голубой?
– Ты ничего не путаешь с мукой? – сразу посерьёзнел Афанасий Матвеич.– Второй сорт и такой результат! Не может быть… Примерно, сколько процентов он туда всыпал, можно сказать? Лоток довольно вместительный…
– Точно не скажу, сами знаете. Но процентов двадцать пять – тридцать всыпал.
– Я вас попрошу, Дарья Филимоновна, сделать ещё несколько проб с таким процентным содержанием и посмотрим, что у нас получится.
– Хорошо, Афанасий Матвеич. Я тотчас этим займусь. Очень интересно увидеть результат.
Результат превзошёл все ожидания. Калач получился настолько пышным, вкусным и мягким, что можно было говорить о рождении нового саратовского продукта с его уникальными свойствами. Одно из свойств калача было умение восстанавливать прежнюю форму после сминания в лепёшку, а второе – долго не черстветь, но это выяснилось чуть позже.
– Посмотрите! Посмотрите! – говорил в волнении Афанасий Матвеич, – Он встаёт, встаёт. Дора Карповна! Да что же вы не смотрите!
– Как же я не смотрю, смотрю!
– Ксенечка! – ведь правда, он поднимается после того, как я сдавил его сверху в лепёшку?
– Дарья Филимоновна! Ну, Дашенька! Что же вы отвернулись и прижали к лицу полотенце? Вы, совершенно не смотрите…
– Я плачу, Афанасий Матвеич. У меня слёзы сами текут. Я не могу смотреть и не могу их остановить.
– Дашенька, Ксенечка! Смотрите – он принял прежнюю форму. Его не отличить с рядом стоящими, его братьями. Они совершенно одной высоты, хотя на текалачи не надавливали и не сплющивали! Вы видите!