- Хорошая подготовка, феи, - ехидно сказал ректор. - Но я сразу узнал каждого из вас, - на последней фразе он пристально посмотрел на меня. Но почему? Что-то не то? Хотя, что это я. Всё не то, начиная от того, что я сейчас Мелинтина Глэрз, заканчивая тем, что я сейчас, плачущая и со сломанной рукой, хотела затуманить разумы множеству фей. А после долгой молчаливой минуты он протянул руку на нас. С его ладони слетели белые огоньки и подлетели к каждой из нас, покружившись вокруг.
Я почувствовала, как возвращается мой голос и черты лица. Они всё продумали так, чтобы нас ни в чём не заподозрили. Но для ректора эти иллюзии точно не предполагались. На мою левую ладонь, на которую я сейчас опиралась, упали длинные локоны персиковых волос.
- Хм, вечная краска. Как ты только на это решилась? Хотя тебе, наверное, и не сказали, - задумчиво проговорил мне ректор. Но что значит вечная? Нет! Только не это!
Я посмотрела на свои волосы, теперь мне с такими всю жизнь ходить. Тем временем ректор начал произносить наши наказания:
- Я понятия не имею, как вы на это решились, но теперь никто вас жалеть не будет. Вся команда здесь, а? - в его голосе не было ни капельки того тепла, когда я была в его кабинете.
"Расскажете, что в этом участвуют все феи искусства, очень пожалеете", - услышала в своей голове голос Саны. Все феи кивнули, соглашаясь, что в этом никто больше не замешан. Все, кроме меня.
- Значит, не выдаёте других. Ну и ладно, вам же хуже. Итак, мой вердикт: все вы будете убирать каждое общежитие других фей, таким образом заглаживая вину перед другими, присутствующими здесь. Всю неделю до конца этой четверти, - послышались глубокие вздохи, походу для них это жестокое наказание: - Но это ещё не всё. Вы, так сказать, "подшучивали" над другими феями этой академии, а они всё это время считали, что это делают ночные феи, и мстили им. И замаливать прощение будете и у них.
- Что? - совместный хор провинившихся, опять кроме меня.
- Да, - отрезал Вольграф Ясный, давая понять, что это не обсуждается, - Вы будете делать уборку и там.
- Но как вы нам предлагаете всё успеть? - едко заметила Сана.
- С утра также будете ходить на уроки, а после них убирать общежития в нашей академии. После через лес доберётесь до Академии Ночи, ночь убираетесь там. Потом возвращаетесь к нам в академию и снова идёте на лекции. И так неделю, вплоть до каникул.
По лицу Саны видно, что она еле сдерживает себя от криков на ректора академии.
- Вы согласны? - обращается ректор к феям ночи.
- Да. Вы очень справедливы, Вольграф Ясный, - серьёзным тоном ответил тот парень, помешавший мне.
- Спасибо за комплимент от лучшего студента Академии Ночи, Бадд Сумеречный, - вежливо поблагодарил ректор этого парня.
Так вот как зовут моего незнакомца, который даже не представился. Какие-то у них все имена немного страненькие. Нет, у людей они тоже используются, но не в России. И эту фамилию я уже где-то слышала, по-моему... А, точно, Эребус Сумеречный - ректор Академии Тьмы. Получается этот парень - сын ректора.
- Все могут расходиться. Вечеринки не будет, - громко сказал Вольграф Ясный. - Мила, останься.
Сначала все обратили внимание на меня в такой позе и опухшим от слёз лицом, однако потом потихоньку разошлись. А я не могла ничего сделать, слёзы прокладывали свои дорожки на моих щеках до сих пор. Нет, ни от боли в руке. Всё происходящее создало глубокую рану в душе, из которой плескалась такая же кровь, как и у других раненных.
Когда на этом танцполе воцарилась тишина, только пол сверкал, напоминая о дискотеке, ректор подбежал ко мне.
- Мила, как ты себя чувствуешь? - с переживанием спросил он, но я не смогла ответить.
Вольграф Ясный помог мне встать, сочувствующе смотря на меня.
- Мила, в такой ситуации мне положено показать вам то, что вы натворили. У вас будет дополнительное наказание. Вам не будут лечить руку три дня. Сегодня воскресенье, а вот в четверг приходите к медсестре, она вам поможет. Конечно, если не залечить сразу, будут последствия, но она - первоклассный мастер и справится с этим, - переживание сменилось холодной бесчувственностью. Наверное, прошлой фразы вообще не должно было существовать, но он не сдержался.
Он смотрел на меня, ожидая моей реакции. Слёзы прекратили течь, как только я встала, и теперь я не показала на лице ничего, ни капельки эмоций. Я не собираюсь выпрашивать прощения и смягчения наказание. Во мне осталась гордость, и она мне этого не позволит.