Раздался стук в дверь, и в мою комнату вошел бородатый толстяк в алом камзоле. Он представился как Рамиро да Лорка. Я вспомнила его имя, камеристка отзывалась о нем как о плохом человеке; он правил в отсутствие герцога, и многих возмутила его крайняя жестокость. Мне стало жутко от дурного предчувствия, хотя он вел себя с изысканной тактичностью.
Поклонившись, он сказал:
— Моя госпожа, меня послали спросить, предпочитаете вы ужинать в одиночестве или в обществе герцога?
— Я предпочла бы поесть со Стефанией.
— К сожалению, моя госпожа, это невозможно. Но не волнуйтесь, завтра утром вы воссоединитесь с вашей камеристкой.
— Тогда я пообедаю в одиночестве.
— Как пожелаете, моя госпожа, — с поклоном ответил Рамиро и направился к двери.
Я смотрела ему вслед до последнего мгновения, борясь с собственным любопытством, а потом воскликнула:
— Ах, ладно, я буду ужинать с его светлостью.
Повернувшись, он внимательно посмотрел на меня и вновь поклонился. Меня раздосадовало то, что он совсем не удивился.
После его ухода я тут же пожалела о своем решении. Что, если доброта герцога — лишь коварная уловка, использованная, чтобы очаровать меня и открыть ему доступ в мою комнату? Он может овладеть мною силой; вдруг он задушит меня ночью, а мой труп выбросит в реку? О, Доротея, какой же дурочкой ты оказалась…
ЧЕЗАРЕ
Легкий дымок свечей и аромат розовой воды. В отблесках живого огня ее бурно вздымающаяся грудь.
— Моя госпожа, — проворковал я, — простите, если мои люди испугали вас…
Ее губы приоткрылись, но она промолчала.
— Однако, по-моему, больше вас пугает то, что вы растратите вашу молодость в брачном союзе, подобном скорее смертным узам.
Она сидела за столом напротив меня, и я видел, как вспыхнуло ее лицо. Судорожно вздохнув, она отвела глаза.
— Я не стремлюсь овладеть вами, моя госпожа, мне лишь хочется подарить вам свободу.
Она продолжала безмолвствовать. Я видел, как вздымалась ее грудь, как, наверное, колотилось сейчас сердце под ее тонкой кожей.
Я окинул небрежным взглядом расставленные на столе яства и со вздохом заявил:
— У меня вдруг пропал аппетит. — Это не ложь — я позавтракал всего лишь с час тому назад.
Я пристально посмотрел ей в глаза. Она промокнула рот салфеткой:
— Как ни странно, я тоже не голодна.
Я распорядился убрать стол и повелительно отпустил слуг. Отдавая распоряжения, я не сводил с нее взгляда — как, впрочем, и в последовавшей за их уходом долгой тишине.
Она великолепна в новом наряде — легкий, прохладный шелк и теплая плоть.
Я опустился рядом с ней на колени, взял ее за руку. Снял лайковую перчатку. И невольно улыбнулся: на ее пальчике — присланный мной перстень, а не обручальное колечко.
Мои губы нежно коснулись тыльной стороны ее ладони… пробежали по костяшкам пальцев, переходя к их кончикам…
Я обхватил губами кончик ее пальца. Солоноватый привкус ее пота. Открыв рот, она судорожно сглотнула. Отдернула руку. Поднялась с кресла. Прошла к окну. Откашлялась. Задрожала, как листва на ветру.
Я вдохнул теплый ароматный воздух, наслаждаясь этим моментом. Это моя любимая часть игры обольщения. За мгновения до капитуляции, когда завоевание все еще в будущем, а не в прошлом. Когда время исполнено сладкой неопределенности.
Я подошел к ней сзади. Моя тень поднялась по ее платью, по оголенным плечам. Но я не коснулся ее. Не произнес ни слова. Просто замер в ожидании. Молча вздыхая.
Я мог овладеть ею сейчас, но это будет тусклый триумф. Она ведь не просто женщина… она олицетворяла владение Венеции. Подобно Елене Троянской. Запретный плод.
Похищение было дерзким — совращение будет сладким. И еще более сладким, если мне не придется ничего делать. Просто дождаться, когда этот бутон откроется солнцу.
Ее дыхание участилось, начало перемежаться громкими вздохами. Она повернулась, лицо побледнело, взгляд лихорадочно заблестел.
Я сделал шаг ей навстречу:
— Моя госпожа, вам нехорошо?
Она опустила веки, побледнела, начала падать. Мне на руки. Теплая тяжесть, бархатистая кожа. Направившись с ней к кровати, я заметил, как дрогнули и открылись ее темные глаза.
— У вас жар?
Оголенная белая шея, раскрылся цветок алых губ:
— Мне не…
— Надо позвать доктора.
— Нет! — хрипловато воскликнула она. — В этом нет необходимости.
Я озабоченно нахмурился. Коснулся порозовевших округлостей ее щек. Увлажненного жаркого лба.