Заставив себя успокоиться, я принес Борджиа извинения за дерзость. Поцеловав его ноги, поклялся впредь никогда не оспаривать его приказы. Он кивнул и позволил мне удалиться. Я чувствовал себя побитой собакой. Мой брат Паоло никогда не пошел бы на такое — я все понимал, и мне было жутко стыдно. Но Паоло мертв, а я должен жить, чтобы отомстить его убийцам.
Поэтому пока я вел себя покладисто. Вел себя разумно. Моя ярость крепко заперта на замок в глубине моей души. Но я слежу за моим нанимателем как ястреб.
В общем, я держал рот на замке, а глаза широко открытыми. Только так можно выжить в нашем мире.
ЧЕЗАРЕ
Вителлодзо ушел. Микелотто укоризненно покачал головой:
— Этот негодяй смертельно ненавидит вас, мой господин. Рано или поздно нам придется убить его. А если мы опоздаем, то он убьет вас.
— У него бычья шея, — заметил я.
— А у меня как раз бычья сила в руках, — улыбнулся Микелотто.
13
Флоренция, 23 сентября 1501 года
НИККОЛО
Свадебный пир проходил в моем новом доме, в минуте ходьбы от Палаццо делла Синьория. Я очень радовался этому приобретению, хотя Мариетте, замечу, не понравилось внутреннее убранство. Она смотрела на гобелены с таким видом, будто они повешены специально, чтобы раздражать ее. Но это пустяки, я дам ей денег, и она возрадуется, выбрав новые украшения. Может даже сменить всю мебель, мне все равно. Я равнодушен к среде обитания, а у нее, по меньшей мере, будет чем заняться до появления первого ребенка.
Пир, как обычно в случае таких событий, представлял собой хмельное застолье. Мы зажарили двух гусей, но их оказалось маловато для тридцати едоков, поэтому под конец мы уже закусывали лишь солеными грецкими орехами, но вино лилось рекой. Мы смеялись, пели и плясали, и мне вдруг захотелось, чтобы отец мой мог повеселиться сейчас заодно с нами. Глубокой ночью гости разошлись по домам, а я повел новобрачную в верхнюю спальню.
Прежде мне не доводилось спать с девственницами. Это удивительное испытание. По крайней мере, со шлюхами легче — они знали свое дело, знали, как вызвать у вас веселье и возбуждение. От Мариетты, несмотря на вино, постоянно подливаемое мной на пиру в ее бокал, я дождался лишь нервного напряжения и немигающего застывшего взгляда. Она заставила меня задуть свечи, лишив возможности насладиться видом ее юного и роскошного, возбуждающего чувства тела, но я познавал его на ощупь, как только мне удалось избавить ее от одежд. Я начал целовать ее, и она вдруг крепко обняла меня и, задрожав, сказала:
— О, Никколо, я люблю вас…
Ее признание прозвучало так, словно она собиралась добавить какое-то ограничение своему чувству, однако раздумала.
Я положил ее руку — прохладную, пухлую и крепкую — на мой пенис, и когда она уверенно начала поглаживать его, подумал — отчасти с подозрением, отчасти с облегчением, — Уж не занималась ли она этим прежде. Но едва мои пальцы коснулись ее лона, как она с такой силой сдавила в кулачке мое мужское достоинство, что я взвыл от боли.
— Осторожней! — воскликнул я. — Вы можете вовсе лишить его силы, если будете сжимать так нещадно.
Неожиданно она начала рыдать.
— Мариетта, что случилось?
— Вы кричите на меня! А я так… я так неопытна в этих делах! Никогда прежде я ничем подобным не занималась. И совсем не знаю, что следует делать, а у нас нынче первая брачная ночь, и вот вы уже ругаете меня и…
Ее состояние было близко к истерике, речь стала маловразумительной, а голос срывался на визг, поэтому для возвращения к реальности мне пришлось дать ей пощечину.
— Простите меня, милая, — сказал я, когда она умолкла.
Вероятно, мне повезло, что я не видел в темноте ее лица.
— Но, Мариетта, необходимо успокоиться. Итак, на чем мы остановились?
Каким-то образом я умудрился справиться с супружеской обязанностью. Мариетта, надо признать, почти не помогала мне. Она лежала как холодная мраморная статуя, безмолвная и недвижимая. Поцеловав в заключение ее щеку, я ощутил солоноватый вкус слез. Подумал, что она еще сердится на меня за пощечину, и начал извиняться, но она вновь крепко обняла меня и, всхлипывая, сообщила, какое она сейчас испытывает счастье и облегчение, как сильно она меня любит и какой хорошей женой собирается стать.
Прошло еще несколько часов, включая долгий разговор о гобеленах, прежде чем мне наконец позволили уснуть. Семейная жизнь, как уже заключил я, может оказаться сложным делом.