Уоллесу он сказал, что о человеке писать не будет, предложил ему свои материалы по этой теме, тот отказался: уже занимается географией растений, отвлекаться не хочет. Продолжали спорить, Уоллес отрицал, что у «дикарей» продолжается отбор на физические качества: самые сильные гибли бы в сражениях раньше остальных, не успев оставить потомства. Не верил он и в то, что дамские предпочтения могли сыграть какую-то роль в том, как выглядит потомство. Выбирает всегда мужчина (он сам только что выбрал невесту). Хорошо, пусть наоборот, неграм нравились темные женщины? Но Уоллес считал идею о каком бы то ни было половом отборе бредовой.
Обсуждали также экспедицию на Борнео: Уоллес видел там орангутанов и считал, что в тамошних пещерах можно отыскать ископаемых праорангутанов или древних людей. Увлекли этой идеей Лайеля, тот хлопотал в правительстве, но безуспешно. А Дарвин между тем влюбился в растение плакун-трава: его выделяющийся нектар в старину считали слезами над распятым Христом. Плакун был триморфный — цветки с коротким, средним и длинным пестиками. Он обильно рос в Саутгемптоне, где жил Уильям, отец попросил сына наблюдать за опылением, 25 мая отправили статью о сексуальной жизни плакуна в Линнеевское общество. А на следующий день в лондонском Сент-Джеймс-холле проходил (в рамках сельскохозяйственной выставки) конкурс ловушек. Участвовали более ста изобретателей, первый приз получила ловушка — ящик с захлопывающейся дверцей, похожая на те, что сейчас используют для поимки животных натуралисты. Участники конкурса, ощутившие себя причастными к науке, стали пользоваться таким ловушками. Но остальные не отказались от стальных капканов[27].
Летом 1864 года Дарвин продолжил наблюдать за вьюнами, у него было уже 100 разных видов. Как они приобрели подвижность и отрастили чуткие пальцы — усики? Да все так же: осваивая нишу. Когда обитаешь среди плотной растительности, трудно пробиться к солнцу, а надо: тот, кто родился чуть более подвижным или усатым, чем другие, получал преимущество. Фрэнсис помогал в экспериментах: на усачей навешивали грузы, отворачивали их от солнца, но они упрямо распрямлялись и хватались за опору. Статья о них «Движение и повадки лазящих растений» («The Movements and Habits of Climbing Plants») вошла в сборник Линнеевского общества, изданный в сентябре 1865 года. Надо было возвращаться к «Изменениям», а здоровье опять ухудшилось. Гукеру: «Бог знает, когда книга будет окончена, потому что чувствую себя слабым и в самые хорошие дни не могу работать более полутора часов; эта работа много труднее, чем писать о моих милых лазящих растениях». Вдобавок осенью хлынула новая волна критики в адрес «Происхождения видов». Французский физиолог Флуранс опубликовал разнос: «Книга месье Дарвина стала предметом всеобщего увлечения… Но какая путаница, какие вздорные идеи! Какой претенциозный и пустой язык!» Лично он, Флуранс, за свою долгую жизнь ни разу не видел, чтобы одно животное превратилось в другое, а значит, такого не бывает. Дарвин отвечать не стал: спорить с французами было ниже его достоинства.
Но и немцы, в общем его любившие, нанесли удар. Кёлликер назвал Дарвина телеологом: этот его хваленый «естественный отбор» то же самое, что «высшая сила», поскольку заботится о пользе животных, а на самом деле никто о животных не заботится, они развиваются под действием «внутренних сил». Какие это силы и как они действуют, Кёлликер не объяснял. На сей раз Дарвин рвался ответить — Лайель и Гукер отговорили, ответил за него Хаксли в «Естественноисторическом обзоре»: «Кошки хорошо ловят мышей. Телеология говорит, они делают это потому, что были специально созданы так, чтобы идеально ловить мышей… Дарвинизм утверждает, напротив, что никто специально не строил их так, а просто среди многочисленных вариаций кошачьих, многие из которых вымерли, некоторые кошки ловили мышей лучше других. Кошки существуют не затем, чтобы ловить мышей, а благодаря тому, что умеют их ловить».
27
Лишь в 1998 году по инициативе Канады было подписано международное соглашение о запрете капканов. Но во многих странах их используют до сих пор.