Выбрать главу

Есть другие концепции происхождения религии, но поскольку Дарвин о них не знал, не будем на этом останавливаться; отметим только, что религии, как и языки, подвержены борьбе за существование, эволюции и дивергенции. Ислам разделился на сунизм и шиизм, тот на двухдесятичное учение и исмаилизм, и так далее; у христианских конфессий был общий предок, от которого православная ветвь отделилась в XI— XII веках, протестантская — в XVI веке; промежуточные ветви, как англиканство, имеют все меньше сторонников, иные вымерли: кто, кроме специалистов, сейчас помнит, кто такие богомилы, катары, альбигойцы? И самая жестокая борьба за существование ведется между близкими, претендующими на одну нишу: в Варфоломеевскую ночь католики резали протестантов, не обращая внимания на евреев…

Если не религиозное чувство, то что, по мнению Дарвина, отличает человека от других животных коренным образом? «Нравственное чувство или совесть». Но оно не привнесено извне, а возникло естественным ходом. Это кажется невозможным. Есть вещи, появление которых понятно, — умения, интеллект: «Если бы какой-нибудь член племени, более одаренный, чем другие, изобрел новую западню, оружие или какой-либо новый способ нападения или защиты, то прямая личная выгода… заставила бы других подражать ему… упражнение в новом ремесле должно было, в свою очередь, развивать умственные способности. Если новое изобретение было важно, то племя должно было увеличиться, распространиться и вытеснить другие племена. В племени, которое стало многочисленнее вследствие таких причин, будет более шансов для рождения других одаренных и изобретательных членов. Если такие люди оставят детей, которые могли бы наследовать их умственное превосходство, то шансы для рождения еще более одаренных членов несколько возрастут; даже в том случае, если эти люди не оставят потомков, в племени будут все-таки находиться их кровные родственники».

Но совесть, порядочность? Ведь мы помогаем ближнему лишь потому, что нам даровали эту потребность свыше, а если бы не даровали, то и не помогали бы? Ведь выгоднее же, естественнее же быть сволочью? Дарвин сам признал: «Сомнительно, чтобы потомки людей благожелательных и самоотверженных или особенно преданных товарищам были многочисленнее потомков себялюбивых и склонных к предательству членов племени… Наиболее храбрые люди, идущие всегда на войне в первых рядах и добровольно рискующие жизнью для других, должны в среднем гибнуть в большем числе, чем другие». И все же, считал он, для общественного животного лучше иметь совесть.

Понятие «общественное животное» было ново, Дарвину пришлось рассказывать, как звери выставляют часовых, сообща защищают детенышей и даже воруют: «Когда павианы в Абиссинии грабят сады, они молча идут за вожаком, а если какая-либо неосторожная обезьяна нарушит тишину, то пинки других обезьян научают ее молчанию и послушанию». Социальные животные без общества не могут жить: «Отдельные особи не выносят даже короткой разлуки со стадом. Они наделены в высшей степени рабскими инстинктами, поддаются всякому общему решению и спокойно подчиняются всякому быку, достаточно решительному, чтоб принять на себя роль вожака». (Дарвин писал это о рогатом скоте, а вы о ком подумали?)

Наши предки тоже были общественными, именно потому быть «хорошими» им было полезно. «Себялюбивые и сварливые не могут держаться вместе, а без единения нельзя ничего достигнуть»; «особи, которые находили наибольшее удовольствие в обществе своих, всего легче избегали опасностей, а те, которые мало заботились о своих товарищах и держались в одиночку, погибали в большем числе»; «сообщества, которые имели наибольшее число сочувствующих друг другу членов, должны были процветать и оставлять большее число потомков». «Племя, заключающее в себе большое число членов, которые наделены высокоразвитым чувством патриотизма, верности, послушания, храбрости и участия к другим, — членов, которые готовы помогать друг другу и жертвовать собой для общей пользы, — должно одержать верх над большинством других племен, а это и будет естественный отбор».

Уоллес в этом с Дарвином соглашался. Большинство современных биологов — нет. Мы об этом уже говорили в связи с пчелами. Дарвин: «У строго общественных животных естественный отбор действует иногда на отдельные особи путем сохранения изменений, которые выгодны для сообщества… хотя бы даже при этом ни один член сообщества в отдельности не получал преимуществ перед другими членами». Дискутируют по сей день: может ли по закону естественного отбора развиться свойство, которое бесполезно или даже вредно отдельной особи, а полезно коллективу?