На автора обрушилась лавина писем с рассказами о червях, дамы спрашивали: садовник нечаянно разрезал червяка лопатой, а червяк такой благородный, что делать, допустимо ли молиться за него? А тут еще Плимсол напомнил о себе: «Моя забота о Вашей бессмертной душе не закончилась той нашей перепиской. Много лет я лелеял мысль о Вашем спасении и хочу предложить…» Не выдержав всего этого, в конце октября Дарвины уехали к Хорасу. Иде через два месяца рожать, Бернард подрастает, будет много молодежи, и потому, вернувшись, стали строить теннисный корт. А письма не прекращались. Эмма — Генриетте: «Одна слабоумная леди спрашивает, дозволительно ли убивать улиток, которые вредят ее садику, или они такие же полезные, как черви».
Дарвин продолжал обрабатывать растения всевозможными химикатами. Ботанику С. Вэйнсу, 1 ноября: «Вы так много знаете о химии растений, а я так мало, что прошу у Вас милости как нищий…» 7 декабря родился новый Эразм, сын Хораса и Иды, ждали его в Дауни ближе к лету. Брайтон предложил Дарвину стать членом Ассоциации защиты исследований, тот отказался: регулярно ходить на заседания не может, подписывать незнамо что не хочет, ограничится взносом. Перед Рождеством он поехал к Генриетте, был энергичен, гулял, пошел без предупреждения к Роменсам, не застал, дворецкий предложил посидеть, он отказался, пошел ловить кеб и упал.
Геологу Джадду он писал, что «получил предупреждение», но жене говорил, что все пустяки. Друзья сказали, что он отлично выгладит. В январе 1882 года готовил новое издание «Червей», ставил опыты, играл с Бернардом и Полли. (Фрэнсис: «…она от радости приходила в полное неистовство, задыхалась, металась по комнате и вспрыгивала на стулья; отец наклонялся к ней, прижимал ее мордочку к своему лицу и говорил с ней каким-то особенно нежным голосом».) Хотел знать, как на росянку действуют яды (так же, как на животных?), написал медику Д. Фэйреру в Индию: не мог бы тот прислать кобру? В середине января простыл, Эмма отпоила хинином. Гукер составлял фундаментальный каталог растений, Дарвин отправил ему 250 фунтов, распорядился, чтобы наследники ежегодно выплачивали такую же сумму. Роменс сказал, что его другу Аллену нужен микроскоп, Дарвин заплатил. 4 февраля отчитывался Ричу о пожертвованиях и об успехах детей: Джордж уехал на Ямайку, «будет большой шишкой в науке», Уильям по просьбе Гукера занимался организацией съезда БАРН, Леонард отбыл в Австралию с астрономической экспедицией.
Художник Кольер выпустил учебник живописи для начинающих, Дарвин прочел, писал автору: «Ах, как жаль, что Вы не можете объяснить, почему некоторые изогнутые линии и симметричные фигуры кажутся приятными». Брайтон спрашивал, принимать ли в его ассоциацию всех ученых или только видных, Дарвин отвечал: брать всех, но создать совет из «шишек», дабы «иметь вес в глазах политиков, охотящихся за голосами». 22 февраля писал У. Оглу, в чьем переводе прочел книгу Аристотеля «О частях животных»: «По сравнению с ним Линней и Кювье просто школьники!» Проглотив Аристотеля, взялся за книгу шотландского геолога Арчибальда Гейки о ледниках. В конце февраля началась переписка с У. Криком, натуралистом-любителем, который нашел раковину с моллюском, держащим за лапку жука. Срочно доложить: какой жук? за какую именно лапку? Крик прислал жука и моллюска, Дарвин предложил вместе писать статью. Крик нашел другого моллюска, поймавшего за ногу лягушку. Так вот как моллюски путешествуют — прицепом! Это тянет уже не на статью, а на монографию. Обещал Крику, что в апреле отвезет в Британский музей все это зверье. 6 марта в Линнеевском обществе зачитали доклад Дарвина о действии карбоната аммония на хлорофилл, а 7-го на прогулке у него случился сердечный приступ. Доковылял до дома и упал на руки жене.
Кларк диагностировал ангину, прописал морфий и постельный режим. Другой врач, Норман Мур, сказал, что все пустяки и надо гулять. Больной последовал второму совету: лежать скучно, а жить так хорошо, и еще радость: Леонард обручился с девицей Элизабет Фрейзер (красивой и богатой, разумеется). 16 марта в Линнеевском обществе читали другую статью Дарвина про аммоний, а в Дауни приехала Генриетта с подругой — Лаурой Мэй Форстер. Та бывала в доме с 1873 года и очень нравилась хозяину, жена ревновала: он болтал с гостьей часами. Форстер о Дарвине: «…нежность бездонной глубины» и безудержное веселье. «Мы хохотали до упаду и рассказывали друг другу обо всем на свете — и вдруг он затихал и говорил, что надо прекратить: волнение его убивает».