Летом 1846 года Эмма с детьми поехала по родным, муж хворал, плакался ей: «Я паршивая старая собака и вою… сидел в беседке, наблюдая грозу и размышляя, как же повезло мне, что у меня есть дети и такая жена», писал о старости и «смертном одре» — Эмма к таким словам уже привыкла и не реагировала. К осени ему полегчало, сдал издателю «Геологические наблюдения», «самую занудную из моих книг». В письмах утешал Фицроя, у которого ничего не вышло с губернаторством. В сентябре вернулась жена, привезла с собой сестру Элизабет, сняли для нее коттедж у Лаббоков. 9 сентября поехали с Эммой в Саутгемптон на конференцию БАРН, там был Агассиз, поспорили из-за ледников и негров (Агассиз считал их видом, не имеющим отношения к человеку), тем не менее Дарвин нашел, что американец не так уж плох и в его выдумках о ледниковом периоде, возможно, что-то есть. Отдохнули две недели в Портсмуте, первую половину октября жили в Лондоне: визиты, концерты, театр. Хорошо развлеклись. Эмма забеременела.
«В следующие восемь лет Ч. Дарвин происхождением видов не занимался, а писал монографию об усоногих» — подобную фразу можно прочесть во многих жизнеописаниях Дарвина. Дальше могут строиться предположения, почему не занимался: болел, боялся публики, критики, жены. Это, пошедшее неизвестно от кого, утверждение не имеет ничего общего с действительностью. О чем бы Дарвин ни писал, он писал о происхождении видов, и сам на это указывал. Но, быть может, в конце сентября 1846 года, начав возиться с морской мелюзгой, он еще не связывал ее с главным трудом своей жизни. Возможно, он поступил как человек, что раздает долги и наводит порядок накануне дуэли: прежде чем ввязаться в бой, решил подчистить «хвосты», а «хвост», собственно, оставался один — часть экспонатов с «Бигля», которые никто не описал. Придется самому, тем более что это одни из его первых любимцев, крохотные водяные зверушки, у которых и позвоночника-то нет. Зато есть усы.
Ракообразные населяют все водоемы Земли. Это очень древние существа, освоившие столько ниш, сколько не приснится даже составителю справочника профессий. Некоторые из них, как положено ракам, разгуливают по дну. Другие проводят жизнь сидя. Одного из таких лентяев Дарвин нашел в Чили в 1835 году — крохотного оранжевого зверька, который не просто оседлал ракушку, но вбурился в нее. Сперва подумал, что это моллюск, каковому зверю и положено жить в раковине. Но потом обнаружил его личинок: они передвигались на четырех ножках и были похожи на гробики. Дети моллюсков такими не бывают. «Кто бы признал детеныша морского желудя в этом маленьком чудовище?!»
Маленькие чудовища, к которым относилась находка, эволюционировали в ином направлении, чем большинство ракообразных. Вместо того чтобы учиться бегать, они построили себе известковые домики, подобно полипам. За ненадобностью отвалился хитиновый панцирь (зачем пальто, если не выходишь из дому), изменилась форма головы, уменьшилось брюшко, а ноги превратились в так называемые усы, а на самом деле — руки, поскольку, размахивая ими, усоногий загоняет в домик воду и еду. Детьми усоногие еще передвигаются как рачьи дети, но потом либо оседают, прикрепляясь к камням и днищам судов, либо «взнуздывают» подвижных животных и ездят на них. Они делятся на «морских желудей», сидящих на камне или свае «пятой точкой» — известковым основанием панциря, и «морских уточек», крепящихся к предметам мясистым стебельком; в древности верили, что из них вылупляются утки. Генетически такие усоногие близки ракам, внешне — ничего общего, поэтому систематики долго их обижали, называя то моллюсками, то червями. К ракообразным их отнесли лишь в 1830-х годах, когда изучили их детенышей, таких же, как у раков.