Исполинские железные краны, чьи стрелы поднимались выше мемориальной колонны, были заняты обустройством территории порта. За ними, уже совсем поражая воображение размерами, виднелся похожий на скелет каркас собора Святого Павла, строящегося, по всей видимости, на вершине холма Ладгейт-Хилл. Берега Темзы не соединял ни один мост, хотя планы соорудить его имелись; пока же переправу обеспечивали многочисленные паромы.
Гилфорд почувствовал, как Лили потянула его за рукав.
– Папа, – очень серьезно произнесла она, – там чудовище.
– Что такое, Лил?
– Там чудовище! Смотри!
Малышка с округлившимися глазами указала куда-то правее, в сторону носа парохода и выше по течению.
Гилфорд спокойно объяснил дочери, что это никакое не чудовище, хотя у самого сердце забилось учащенно. Иловая змея, так ее называют поселенцы; иногда еще речная змея. Каролина стиснула его другую руку. На палубе стало очень тихо. Иловая змея подняла голову над бортом устрашающе плавным движением, учитывая, что ее череп представлял собой тупой клин размером с детский гробик, держащийся на двадцатифутовой шее. Существо было совершенно мирным и питалось прямо как лотофаги у Гомера – лотосами, но его размеры не могли не пугать.
Должно быть, исполинское существо частично закопалось в ил. Конечностями иловой змее служили хрящеватые выросты, при помощи которых она справлялась с речными течениями. Маслянисто-белая кожа местами отливала зеленью. Змею, похоже, интересовала человеческая деятельность на берегу. Она по очереди оглядела все портовые краны одним или другим глазом, поморгала и беззвучно разинула пасть. Потом заметила скопление лотосовых листьев на воде и, одним ловким стремительным движением сорвав их вместе со стеблями, скрылась в Темзе.
Каролина уткнулась лбом в плечо Гилфорда.
– Помоги нам Бог, – прошептала она. – Мы приехали в ад.
Лили немедленно захотела узнать, так ли это. Гилфорд заверил ее, что не так; это всего лишь Лондон, новый Лондон нового мира. Хотя, пожалуй, принять его за преисподнюю не так уж сложно, учитывая пламенеющий закат, грохот порта, речное чудовище и все прочее.
Стивидоры приступили к разгрузке парома. Финч, Салливан и остальные члены экспедиции разместились в «Империале», самом крупном лондонском отеле. Проезжая мимо по дороге из порта вместе с Каролиной и Лили, Гилфорд с тоской смотрел на витражные окна и кованые балконы. Он нанял такси – колымагу с парусиновым верхом и разболтанной подвеской. Их путь лежал к дому Каролининого дяди, Джереда Пирса. Багаж должны были доставить утром.
По темным улицам среди гуляющей публики бродил фонарщик. Да уж, немного осталось от знаменитой английской благопристойности, – конечно, если судить о ней по этой толпе разухабистых моряков и горластых женщин. Лондон превратился в пограничный город, населенный самыми неотесанными представителями королевского флота. Возможно, перебои с углем и нефтью тут дело обыденное, зато недостатка товаров в винных лавках определенно не бывает.
Лили положила голову Гилфорду на колени и закрыла глаза. Каролина не спала, настороженно глядя по сторонам. Она нащупала и сжала руку мужа.
– Лиам говорит, они хорошие люди, но я никогда в жизни их не видела, – сказала она, имея в виду своих дядю с теткой.
– Они твои родственники, Каролина. Наверняка прекрасные люди.
Лавка Пирсов стояла на ярко освещенной торговой улице, но, как и все в этом городе, выглядела наспех сколоченной из того, что под руку подвернулось, и грозящей вот-вот развалиться. На порог вышел дядя Каролины, Джеред. Он заключил племянницу в объятия, обменялся с Гилфордом крепким рукопожатием, а Лили подхватил на руки и осмотрел с таким выражением, будто держал увесистый мешок муки. Потом повел их в дом, по железной лестнице на второй этаж: там над лавкой располагалась комната, где жили дядя с женой. Комната была тесная и скудно обставленная, но от дровяной печки распространялось тепло, а жена Джереда, Алиса, тоже устремилась навстречу с объятиями.
Гилфорд улыбнулся и предоставил Каролине вести разговоры. Добравшись наконец до ночлега, он как-то разом обессилел. Джеред бросил в огонь полое полено, и Гилфорд отметил, что даже запах горящего дерева здесь, в Дарвинии, непривычен: сладкий и терпкий, как индийская конопля или розовое масло.