– Нам сюда? – спросил Гилфорд.
Они отошли чуть в сторону от причалов, за кирпичные здания таверн, туда, где царили полумрак и затхлость.
– Двадцать центов за возможность поглазеть на чудовищ, – сказал Салливан.
Выговор был самый что ни на есть арканзасский, но в устах этого старика звучал как речь выпускника Оксфорда. Ну или так Гилфорд себе ее представлял.
– Владелец – горький пьяница, но у него в коллекции имеется один весьма любопытный экземпляр.
«Владелец», хмурый мужчина, от которого разило джином, открыл дверь, сунул полученные от Салливана деньги в грязный карман и без единого слова исчез за парусиновой занавеской, оставив гостей разглядывать таксидермические трофеи, красующиеся на грубо сколоченных полках в тесной передней. Экспонаты помельче были настоящими – в том смысле, что они представляли собой узнаваемые образчики дарвинианской фауны, с горем пополам превращенные в чучела: маленькая птичка-крючочник, коллекция шестиногих падальщиков, леопардовая змея с широко разинутой шарнирной пастью. Салливан поднял штору, но свет, пожалуй, не пошел экспозиции на пользу. Стеклянные глаза блестели и таращились в самых причудливых направлениях.
– Вот, взгляните, – кивнул Салливан.
Он имел в виду скелет, тоскующий в углу. Гилфорд со скептической миной на лице подошел поближе. На первый взгляд экспонат смахивал на костяк медведя: кое-как держится на двух ногах; грудная клетка крепится к брюшному хребту; череп удлиненный, со множеством сочленений, с зубами, похожими на кремневые ножи. Ужас, да и только.
– Но это же фальшивка, – скривился Гилфорд.
– Как вы пришли к такому выводу, мистер Лоу?
Неужели Салливан сам не видит?
– Да он сляпан на скорую руку. Многие кости более свежие, чем остальные. Вот эта вот похожа на бедренную кость коровы – суставы нисколько не совпадают.
– Превосходно! Вот что значит глаз фотографа.
– А тут не нужно даже быть фотографом.
– Вы, разумеется, совершенно правы. С точки зрения анатомии это просто какое-то издевательство. Но что меня заинтересовало, так это грудная клетка, которая сопряжена с позвоночником совершенно правильным образом, и в особенности череп.
Гилфорд снова пригляделся к скелету. Ребра и брюшной хребет безусловно дарвинианские: стандартное обратное расположение, U-образный позвоночник с глубокой хордальной ямкой. Сам череп вытянутый, отдаленно напоминающий бычий, с высоким объемистым сводом. Коварный хищник.
– Думаете, они подлинные?
– Подлинные в том смысле, что это настоящие кости, а не сделанные из папье-маше и определенно не принадлежащие млекопитающему. Наш музейщик утверждает, что купил их у поселенца, который выкопал их на болоте в верховьях реки Ли, когда искал для обогрева что-нибудь подешевле угля.
– Значит, они относительно свежие.
– Относительно, хотя никто не видел живьем ни этого зверя, ни кого-либо, хотя бы отдаленно его напоминающего. Крупные хищники на континенте редкость. Доннеган сообщал о плотоядном животном размером с леопарда, замеченном им в горах Центрального массива, но ни о ком более крупном. И кого же тогда представляет собой этот экземпляр, мистер Лоу? Интересный вопрос. Недавно вымершего крупного охотника?
– Очень надеюсь, что вымершего. Он производит впечатление грозного существа.
– Грозного, и не исключено, что разумного, если судить по размерам черепа. Разумного по меркам животного мира. Если его сородичи до сих пор живы, нам вполне могут понадобиться пистолеты, которые так любит Финч. А если нет…
– Если нет?
– Ну о чем может говорить наличие вымерших видов, если континенту всего восемь лет?
Гилфорд решил, что выбирать слова для ответа следует очень тщательно.
– Вы полагаете, у континента есть история?
– Я не полагаю, я делаю логический вывод. О, это привычный спор – я просто хочу понять, какой позиции вы придерживаетесь.
– Беда в том, что у нас две истории. Континент один, а историй две. Я не знаю, как увязать их друг с другом.
Салливан улыбнулся:
– Неплохо для начала. Ну же, мистер Лоу? Вы за кого? За Елизавету Первую или за нашего костлявого приятеля?
– Я, разумеется, неоднократно об этом думал, но…
– Не увиливайте от ответа. Так за какой вы вариант?
– За оба, – ровным тоном произнес Гилфорд. – Не знаю почему… но за оба.
– Но разве это не исключено?
– По всей видимости, нет.
Улыбка Салливана стала шире.
– Молодчина.
Значит, Гилфорд выдержал испытание, хотя мотивы пожилого ученого оставались для него неясны. Впрочем, Гилфорда это не смущало: ему нравился Салливан. Было приятно, что ботаник решил относиться к нему как к равному. Но больше всего Гилфорд радовался тому, что наконец вышел из лачуги таксидермиста на воздух. Впрочем, в лондонском порту пахло немногим лучше.