Дома здесь были похожи друг на друга. С улицы к ним вели кирпичные или бетонные дорожки, а сбоку и сзади расстилались огороды, которые и занимали почти всю территорию участков. Это была золотая жила — земля кормила и поила людей весь год. Каждое утро с первыми лучами солнца почти «деревенские» жители вставали и шли трудиться на земле. До сих пор так и остается загадкой, кто из них — солнце или люди — вставал первым. Возможно, именно шум лопат и тяпок будил желтую звезду, вытаскивая ее из-под теплого одеяла. Съедобный разноцветный ковер небрежно лежал на земле: легкий ветерок трепал зелень укропа и петрушки; ровные, словно отмеренные линейкой, грядки были устланы желтоватыми листьями огурцов; на невзрачных стеблях картофеля распускались фиолетовые соцветия, сообщая о том, что в утробе земли зарождается жизнь… Весь этот ансамбль красок неистово трепетал от прикосновений солнца и ветра.
— Мама, ты точно справишься с ними? — Екатерина Викторовна доставала из пакетов гостинцы, привезенные из дома. — Ладно, Алеся, она уже совсем взрослая, но за Аленой нужен глаз да глаз. Это просто черт в юбке!
— А то я не знаю! — Анна Владимировна хлопнула в ладоши. — Как будто ты их в первый раз оставляешь! В прошлом году было то же самое! Мне не тридцать лет, но и в свои семьдесят чувствую себя замечательно. Справлюсь! — махнула она рукой.
Анна Владимировна выглядела гораздо моложе своего возраста. Она была женщиной невысокого роста, достаточно плотной комплекции, но толстой ее назвать было нельзя. В каждом движении кипела жизнь. Она ловко справлялась с домашними делами, огромным огородом, способным прокормить в сезон взвод солдат, и небольшим хозяйством в составе десяти куриц и собаки, которая могла быть кем угодно, но только не надежным сторожем. Несмотря на горькую судьбу, Анна Владимировна не утратила силы духа и старалась радоваться мелочам. Муж умер от цирроза печени тридцать лет назад, и женщина с двумя детьми осталась один на один с судьбой. С младшей, Катей, никогда проблем не было. Дочка училась на одни пятерки, занималась в музыкальной школе и пела в городском ансамбле. После окончания технического училища Катя познакомилась с Аркадием Синичкиным. Через полгода он сделал ей предложение и увез молодую жену в Россию, где в это время проходил службу. А вот с сыном Сергеем Анна Владимировна выпила не один кувшин горя. Жизнь уготовила для него тернистый путь, через год после свадьбы забрав любимую жену. С того дня он начал пить и буквально за год превратился в алкоголика. Жил он через улицу от матери, но, напившись, каждый раз приходил к ней и требовал денег на спиртное. Сергей не работал, перебиваясь временными заработками или сдачей стеклотары, которую каждый день собирал по округе. Анна Владимировна жалела сына больше, чем кого-либо на этой земле. Она закрывала глаза на его пьяные дебоши, оскорбления и даже побои, не решаясь вызвать милицию. «Это же мой сын, — повторяла она, — как я могу предать его». В трезвом состоянии Сергей был прекрасным человеком: добрым, трудолюбивым, любящим детей и животных. Но как только в воздухе появлялся запах алкоголя, он тут же словно надевал маску, перевоплощаясь в нечисть.
— Как Сергей? — Екатерина Викторовна виновато посмотрела на мать, как будто стеснялась своего вопроса.
— Так же, — тихо ответила она. — Ничего уже не изменится. Это мой крест.
— А это еще что? — подойдя к матери, Екатерина Викторовна показала на ее морщинистую, покрытую гребешками вен руку. Как грозовая туча, синяя гематома обвивала женское предплечье.
Анна Владимировна махнула рукой.
— Он опять распускал руки? — в глазах дочери появились слезы.
— Он не распускает руки, просто иногда как вцепится, так не отодрать! — женщина погладила больное место.
— Мама, мне обязательно нужно поговорить с ним еще раз! Может, он все-таки согласится закодироваться? В Минске делают эту процедуру! Мы заплатим.
— Он не согласится. Не о чем тут говорить, — сказала, как отрезала Анна Владимировна, больше не желая разговаривать на эту тему. — Когда вы назад?
— Завтра. В понедельник Аркадию на службу.
— Так и служит на границе… Когда его уже переведут куда-нибудь, а то вы там зачахнете в своей глуши.