— Ну что там, Борис Николаевич, не сильно стружку в управлении снимали? — Поинтересовался секретарь парткома завода Перерушев у директора электровозостроительного завода.
Курочкин бросил злой взгляд на партийца:
— Что значит «не сильно»? Наслушался такого, на годы вперед хватит. А иначе зачем бы вызывали? В общем, никого наши трудности ТАМ не интересуют, требуют, чтобы обеспечили выпуск новых электровозов, как и было запланировано.
— Это понятно, — кивнул Перерушев, — ну хоть поставщиков приструнят?
— До наших поставщиков дело вообще не дошло, — зло ухмыльнулся директор, — сказали, что не рассматривают рабочие моменты на совещаниях, сначала на одном совещании потребовали повысить производительность труда на десять процентов, а потом на другом уже взялись за новое, восьмидесятое изделие. Естественно ни о каком увеличении фондов речи не велось.
— Ну, повысить производительность труда можно, — почесал затылок секретарь парткома, — но для этого требуется сначала со снабженцами разобраться, а то полмесяца простой бригад, а остальные полмесяца штурмовщина.
— Ты меня сейчас учить взялся? — Повысил голос Курочкин. — Думаешь один такой умный? В общем, так, сейчас соберу совещание, будем решать вопросы снижения расценок по работам, хоть немного по издержкам отыграем.
— Подожди, Борис Николаевич, не торопись, — Перерушев выставил руки вперед в защитном жесте, — средняя зарплата рабочих на заводе и так низкая, если ее еще понизить, то народ от нас побежит. И ведь первыми побегут лучшие, а те, кто нам на хрен не сдался, здесь останутся, палкой не вышибешь.
— Ну, раз ты такой умный придумай что-нибудь другое, до начала совещания у тебя сорок минут.
— А чего тут думать? — Мотнул головой секретарь парткома. — У нас ИТР на заводе как собак не резанных, вот их и сократить. Поверь мне, если треть убрать, то никто и не заметит их отсутствия.
— Думай чего предлагаешь, — хлопнул по столу рукой Курочкин, — тогда сокращение штатов в следующем году в план вставят, от достигнутого. А потом будут требовать еще с десяток процентов сократить. С кем работать останемся?
— Так под новое изделие нам вроде как наоборот штат увеличили.
— Нет уже этих штатов, — махнул рукой директор, — исполком вмешался, ну наймем мы еще тысячи полторы рабочих, а селить куда? В бараках места нет, а новое жилье в планах только через четыре года — говорю же, фонды нам обрезали.
— Ой не знаю, — выдохнул Перерушев, — побежит народ, вот тогда действительно выпуск нового изделия завалим.
— Не каркай под руку, и так на душе кошки скребут, а нам еще нужно новое оборудование в цехах установить, и людей обучить. Так что думай давай, как план по производительности и восьмидесятому изделию будем выполнять.
Совещание состоялось в начале апреля, а уже в мае комиссия организованная директором выдала первые рекомендации по снижению расценок оплаты труда на тридцать и более процентов.
— Вот бл…ть, совсем ох…ли. — Возмущались рабочие. — Даже подготовку рабочего места вообще из тех. процессов выкинули?
— Подождите, ребята, не надо тут дергаться, — пытались мастера успокоить особо активных рабочих, — если работа будет организована без простоев, то ничего страшного не произойдет, в зарплате не потеряем.
Но люди в благополучный исход не верили, и недовольство потихоньку начинало набирать силу.
«А 1 июня по радио объявили о «временном» повышении цен (до 35 %) на мясо, молоко и другие продукты. Это сообщение повергло в шок всю страну.
Особенно в это было тяжело поверить на фоне того что до этого последние несколько лет правительство ежегодно снижало цены, хоть на несколько копеек, но снижало. И тут такой удар…
Но даже при таком бедственном положении рабочие даже не помышляли о забастовке, они всего лишь обсуждали, как жить дальше. Но о недовольстве вскоре стало известно и высшему руководству завода: в цех пожаловал сам директор завода Курочкин. Если бы он откликнулся на беду рабочих, или хотя бы просто по-человечески посочувствовал, то возможно никакой трагедии не случилось бы. Но он повел себя по-барски и, увидев подошедшую торговку с пирожками, коротко бросил: «Не хватает денег на мясо и колбасу, ешьте пирожки с ливером». Эта фраза, позже ставшая исторической, и стала последней каплей терпения рабочих. Из толпы послышались крики: «Так они над нами ещё и издеваются!»