Разминая усталое тело, я слезла с подоконника и взглянула на Халу.
– Судя по твоему настроению, разговорить её так и не удалось?
Близился закат, и по улице взад-вперёд сновали обитатели Измана, торопясь закончить дневные дела до наступления комендантского часа, который всё ещё оставался в силе. Затем до самого рассвета в городе будут хозяйничать абдалы, истребляя запоздавших.
Хала раздражённо провела золотистыми ногтями по чёрным волосам:
– Думаешь, легко заморочить голову тому, кто знает, на что ты способна?
А мы так надеялись, что она запросто проникнет в разум Лейлы и заставит всё рассказать! Смогла же когда-то заставить мою тётку принять меня за собственную сестру, а сегодня обвела вокруг пальца целый город. Однако украденная принцесса не случайный прохожий, она отлично представляла себе возможности демджи.
– Вот принесли бы ответы сами, не пришлось бы мне мучиться, – снова фыркнула золотокожая.
Мы виновато молчали.
«Что теперь, собрать штаб и обсудить планы? Так мы делали всегда…»
Я обвела взглядом комнату и поняла, что все и так здесь. Имин погибла, Ахмед, Шазад и Далила неизвестно где, как и Рахим, наш новый соратник. Сэм тоже пропал, близнецы отсыпаются после трудов. Остаёмся мы с Жинем да Хала – две вымотанные демджи и безалаберный чужеземный принц. По сравнению с компанией, что собиралась на совет в шатре Ахмеда в оазисе, ‒ грустное зрелище, тем более что никто толком и не знает, что делать дальше.
Неловкую тишину внезапно прервал громкий голос за окном:
– О мои подданные!
Меня охватил ужас. Голос султана я узнала бы по одному слову даже на другом конце света, даже скорее, чем голос Жиня. Никаких сомнений – правитель Мираджа снова разыскал наше убежище!
Мы – то есть я – похитили Лейлу и тем самым привели к нам её отца. Теперь всё погибло: Жиня ждёт плаха как ещё одного мятежного сына, а нас, демджи, унизительное рабство. Остальные закончат свои дни в темнице где-нибудь посреди песков без всякой надежды на избавление.
Я застыла, пригвождённая к месту, переполненная страхом, видя его отражение на лицах друзей. Жинь опомнился первым: вскочил, выхватил револьвер и приник к стене сбоку от окна. С трудом овладев собой и достав своё оружие, я прижалась с другой стороны и выглянула наружу, готовая увидеть внизу султана в позе Башира-храбреца, взывающего к прекрасной Рахат, что томится у джинна в башне.
К моему изумлению, посреди улицы возвышался, глядя перед собой пустыми глазами и сверкая начищенной бронзой, один-единственный абдал – механический воин султана, оживлённый огненной кровью джинна Фереште с помощью хитрого устройства, сотворённого Лейлой.
– Я говорю с вами сейчас не как правитель, а как отец. – Слова исходили от абдала, хотя его бронзовые губы оставались неподвижны. – Отец своего народа и своей невинной дочери, принцессы Лейлы, похищенной из дворца опасными преступниками из шайки казнённого изменника…
«Он даже не назвал Ахмеда по имени».
Голос звучал громче, чем у обычного человека. Вытянув шею, я заглянула в конец улицы. На углу стоял другой абдал, оттуда доносились те же слова. Прохожие в страхе вжимались в стены, словно в поисках укрытия, и жадно прислушивались. Похоже, султан расставил своих бронзовых слуг по всему городу, в каждом квартале, и вещал через них сразу тысячам людей.
– Как он это делает? – прошипела я тихонько: вдруг абдалы и слушать умеют.
Не отрывая взгляда от улицы, Жинь хмуро покачал головой. Узорчатая тень от оконной решётки странно искажала его черты.
Султан между тем продолжал:
– Кому-то из вас уже пришлось испытать потерю ребёнка… – Чужие слова из недвижных уст механических чудищ эхом прокатывались по стенам. Я невольно покосилась на Халу – та свирепо закатила глаза. – Каждый на моём месте сделал бы всё, что в его власти, лишь бы вернуть свою дочь. – Недосказанное подразумевалось и звучало, казалось, так же громко: нет ничего, неподвластного султану. – Тот, кто возвратит мне её, получит золота столько, сколько весит сам…
Мой палец на спусковом крючке немного расслабился. Только и всего? Золото за нашу поимку обещали не раз, но никто не продался – не польстится на награду и теперь… Но облегчение длилось недолго.
– Вам следует поторопиться, – продолжал громыхать знакомый голос. – Пока моя дочь не вернётся во дворец, на рассвете каждого дня будет лишена жизни одна из ваших дочерей!