— Что на этот раз? Раз ты пришёл один, можно надеяться, что теперь не пришлось спасать ещё одну принцессу?
— Нет, — мотнул я головой, глянул на стул и решил не садиться. После такой долгой скачки хотелось скорее лечь, чем сесть. Шагнул ближе к столу, вытащил из завала бумаг карту и коротко черкнул по ней ногтем. — В этот раз у меня новости более печальные. Вот эти два лагеря уничтожены реольцами. Вот этому мы успели прийти на помощь, но выжили там немногие. Полтора десятка солдат и пять идаров, включая хоу. Но он тяжело ранен и лишился рук.
Думайн покачал головой. Да, что для идара младшей крови, что для идара старшей крови, это приговор. Калека. С ним остались дары Хранителей: крепость тела и здоровье, аура или ауры, если он Великий паладин, но и только. Сомневаюсь, что он останется в армии, дела Скеро не настолько плохи, чтобы использовать беспомощных калек для ауры Воодушевления или Защиты от стрел. Думайн проследил пальцем дорогу от нашего лагеря до уничтоженного, вздохнул:
— На середине пути. Понял. Повезло им, что ты решил сменить лошадей. У нас ни одного сообщения о такой беде. Как думаешь, что вот с этими лагерями?
Теперь уже он ногтем очертил дугу, которая следовала вдоль изгиба реки и захватывала сразу шесть лагерей.
Я пожал плечами:
— Не буду даже предполагать, говорю лишь за то, что могу. Один видел своими глазами, от другого примчались реольцы на помощь моим недобиткам, так что там, скорее всего, и живых не осталось.
— А у нас ни одного сообщения, — повторил Думайн, поджал губы, затем вздохнул. — Пока свободен, я на доклад к Яшмовым весам.
Ариос, который стоял наполовину в шатре, заметил:
— На самом деле, гонцы с неприятными вестями уже прибыли.
Я же сделал вид, что не услышал его. Если бы не наблюдатель от Вира, я бы выместил свою злость на тенях ещё на пути сюда. Но пришлось терпеть, пришлось копить эту самую злость. Зато уже этой ночью я, наконец, поговорю с Иралом и не только поговорю.
Один из чиновников канцелярии армии недовольно поднял голову. Дел невпроворот, по-хорошему уже пора готовиться ко сну и набраться сил перед новым трудным днём, а не сидеть над бумагами, а тут ещё и мешают. В раздражении поднялся, вышел из шатра.
— Что за шум?
Сквозь стражников, расталкивая их телом, прорвался какой-то калека, воздел к тёмному ночному небу обрубок правой руки, к которой был примотан алый жетон, сверкнувший багровой кровью в неверном свете факелов.
— Я хоу Кромер из Великого дома Вистосо! Я глава шестого лагеря северного крыла! Я требую справедливости!
Чиновник прищурился. Жетон был настоящим, в этом не было сомнений, как и имя, часто мелькавшее в приказах. Что до лица, то в бумагах его не найти, но это можно было уточнить и позже. Сейчас он спросил более важное:
— Какой справедливости ищет хоу, который сейчас должен быть в своём лагере?
— Лагерь пал! — выпалил калека, снова дёрнул обрубком, размахивая алой бляхой. — И если бы не ублюдок из Гирь Весов, то я бы сумел отбить свой лагерь и сохранить руки! Хёнбен Лиал оспорил моё старшинство, не слушал моих приказов, не следил за ходом битвы и впустую растерял моих людей, меня же и вовсе подставил, не оказав помощи в схватке с командиром реольцев. Я стал калекой по его вине! Справедливости!
Орал хоу явно на публику, заставляя не только оборачиваться на него тех, кто проходил мимо, но и выглядывать из других шатров, тех, что находились внутри третьего кольца охраны. Но с этим чиновник ничего поделать не мог. Не в шатёр же звать того, кто не имел права там находиться?
Ариос просочился сквозь ткань шатра и тут же взмолился:
— Господин. Господин, вы вправе сердиться, но сейчас должны выслушать меня.
Я, успевший помыться в горячей, обжигающей воде, оттереться песком до скрипа и умиротворённый, за одно мгновение вновь вскипел. Скрипя зубами, процедил:
— Замолчи. Ничего не хочу слышать.
— Господин, вы должны знать. Тот хоу…
Я сам не заметил, как вскочил, как в моей руке появилась плеть света, не запомнил, ни как складывал печать, ни как стеганул плетью. Увидел лишь только, как она наискось перетянула Ариоса, заставив его вскрикнуть от боли, а его тёмное тело вспухнуть светлым рубцом, выцвести в месте удара.
Действует. Я скривил губы в ухмылке. Действует, чтобы их Ребел к себе обратно прибрал.
Всё ещё удерживая плеть, предупредил:
— Ни звука.
Теперь уже, кажется, Ариос скрипнул зубами, отлетел спиной назад, покидая шатёр.
Я сжал пальцы в кулак, ломая печать и развеивая плеть, возвращая жар души к сердцу, но не успел даже снова сесть на лежак, как из-за стенки раздался голос Ариоса: