– Все помрут, – горестно пробормотал Роланд. – Конец племени. Как глупо…
– Молодые и сильные выживут, – возразила Зорька.
– Ты кого имеешь в виду? – спросил Дейкстра.
Роланд рассмеялся неприятным истерическим смехом и сказал:
– Не придирайся к словам, мудрец. Лучше порадуйся, что впервые занял королевское место во главе строя.
– Было бы чему радоваться, – проворчал Дейкстра.
И в этот момент новый вулкан вылупился и начал извергаться.
ГЛАВА ШЕСТАЯ. ИЗВЕРЖЕНИЕ
1
Вся задняя полусфера видимого Дейкстрой мира вспыхнула ярчайшим белым светом. Никогда раньше мудрецу не доводилось наблюдать ничего подобного, и ни в одном из известных ему преданий ни о чем подобном тоже не говорилось. Казалось, вселенная исчезла, осталась только белая тьма (да, это глупо звучит, тьма белой не бывает, но по-другому не скажешь), и жуткие вибрации, порожденные этой тьмой, отозвались острой болью в костях клюва и в маленьких коготках, окружающие присоски на руках. Белая тьма окружила рыцарскую скалу, и скала выступала на ее фоне черным акульим зубом, угрожающе направленным в ледяное небо. Но так было лишь в первые секунды извержения, а потом страшные звуковые волны обтекли скалу с обеих сторон, и белая тьма заполнила всю вселенную безраздельно.
Веревки, удерживающие Дейкстру на спине Зорьки, натянулись и затрещали. Треск этот ощущался только руками, антенна же, ослепленная белой тьмой, не видела и не слышала ничего. Равномерные толчки Зорькиного тела перестали быть равномерными, акула задергалась, тщетно пытаясь удержать курс в нарастающем хаосе водных потоков.
Могучая волна ударила, рванула и закрутила, Дейкстра перестал понимать, где верх, а где низ. Какая-то веревка лопнула, ее конец больно ударил по краю мантии, вероятно, потекла кровь, но Дейкстра не знал этого точно, да и не слишком это важно. В том ужасе, что творится вокруг, кровоточащая рана – не самая большая беда.
Лопнула еще одна веревка, затем еще одна. Бесформенная рука воды проникла между Зорькой и Дейкстрой, напряглась и сбросила человека с акульей спины. А в следующую секунду могучий удар стихии отбросил Дейкстру в сторону, он не понимал, в какую именно. Возможно, Зорька случайно ударила его хвостом, а может, это была просто волна, Дейкстра не понимал этого и не пытался понять. Он поджал все руки, прикрыл жаберные щели и свернулся в клубок, прижимая к надклювью сумку с дарами неба. Странно, но единственным желанием Дейкстры было удержать эту сумку, не дать бешеным порывам течений вырвать ее из рук и унести прочь. Казалось бы, какую ценность могут представлять волшебные камни, если весь мир рушится? Будь Дейкстра способен здраво размышлять, он не упустил бы случая занять мозг этой занятной философской задачей, но сейчас мудрец был настолько ошеломлен, что его разум был пуст и лишен мыслей, как у безмозглого червя или растения.
А потом Дейкстра заметил, что белая мгла уступила место серому хаосу. Маленькие и большие волны мерцали и грохотали, сталкивались одна с другой, и порожденный ими хаос заполнил весь мир. Однако стало ясно, что основная волна прошла мимо, и Дейкстра выжил после ее удара.
Прошло еще некоторое время, и Дейкстра решился расправить руки и осмотреться. Он дрейфовал в мутной воде, совершенно непонятно было, верхние это воды или нижние, вокруг было тепло и мутно, как обычно бывает у самой земли, но сейчас извержение перемешало все слои океана. Промелькнуло маленькое и тщедушное тельце какого-то червяка, но непонятно было, жив этот червяк или мертв, какого он вида, и червяк ли это вообще. Крупной живности нигде не было видно, несколько раз Дейкстре казалось, что он видит вспышку чужой антенны, но уверенности в этом не было. Когда вокруг безостановочно вспыхивают и гаснут сталкивающиеся волны, нельзя быть уверенным вообще ни в чем.
В какой-то момент Дейкстра почувствовал, что вода стала мутнее. Видимо, он медленно опускается вниз и земля уже близко, пора прекращать дрейф, так недолго и жабры испортить. Дейкстра поплыл вверх, работая мантийными мышцами.
Вскоре он убедился, что правильно определил, где верх, а где низ. Мути стало меньше, стали различимы характерные фиолетовые вспышки антенн, одна из них приблизилась к Дейкстре, и вскоре мудрец разглядел ее владельца. Это был крупный тунец, выглядевший здоровым, но до полусмерти напуганным. Он окинул Дейкстру бешеным взглядом, круто развернулся и умчался прочь.
Дейкстра посмотрел вниз. Грзяь постепенно оседала, мутные воды отделились от прозрачных, сверху это выглядело так, как будто над настоящей землей выросла еще одна поверхность, нечеткая и полупрозрачная. По ней пробегали волны, но теперь у них не было четко выраженного источника, они хаотически перемещались в разных направлениях, сталкивались, пересекались и рассеивались в соответствии с законами естества.
Никаких знакомых ориентиров вокруг не было. Если, конечно, не считать вулкана, его оранжевое свечение, пробивающееся из-под мутного одеяла, не перепутаешь ни с чем. Но неподалеку от вулкана стоит рыцарская скала, ее видно издалека и отсюда ее точно должно быть видно. Однако не видно. Может, волна извержения унесла мудреца дальше, чем он предполагал, и этот вулкан – другой вулкан? Нет, это невозможно, не настолько быстрым было течение. Или все-таки настолько?
Дейкстра поднялся еще выше и осмотрелся по сторонам. Вся земля, насколько хватает зрения, залита мутной грязью, под ней угадывается вулкан, и больше ничего. И никого вокруг: ни человека, ни акула, только испуганные рыбки снуют туда-сюда. И нигде не видно рыцарской скалы.
Мутное облако над вулканом стало менять форму, оно вспучивалось большим горбом, вскоре он отделился от основного облака и стал медленно подниматься, издали это выглядело так, как будто в горячих пустошах с неимоверной скоростью растет огромный гриб, плоть которого соткана не из грибных нитей, а из мути и грязи. Дейкстра расслабил руки и мантию, лег в дрейф и наблюдал за растущим грибом, как зачарованный. Вот его шляпка поднялась до уровня Дейкстры, вот она еще выше, вот в мутном покрывале, укутавшем землю, обозначились сливающиеся и переплетающиеся полосы. Эти полосы шевелятся и перетекают, понятно, кстати, что это за полосы – так в мутной воде выглядит придонное течение, засасывающее воду в восходящий столб, что вздымается над вулканическим жерлом. Да, точно, это начал восстанавливаться восходящий поток, разрушенный извержением. Извержение закончилось, мир возвращается к прежнему состоянию. Тем, кто выжил, больше ничто не грозит. Но куда подевалась рыцарская скала? И куда подевались люди и акулы? Где Роланд, Джейн, Росинант, Зорька?
Дейкстра заметил, что слабое течение несет его к вулкану. Ну и пусть.
2
Когда мир потонул во всепоглощающей вспышке, Роланд понял, что он недооценивал силу и мощь грядущего извержения. Знай он, что все обернется так, он не стал бы тратить время в бесплодных попытках спасти племя. В катастрофе такого масштаба племя спасти невозможно, надо было не препираться с Дуайтом и Буцефалом, не перенапрягать антенну и мозг бесполезными приказами, а собрать всех, кто реально дорог, и уплыть прочь, предоставив остальных членов племени их собственной судьбе. Сейчас они с Дейкстрой и Джейн наблюдали бы редкое природное явление с безопасного расстояния, где ничто не угрожало бы их жизням. Впрочем…
Нет, он все сделал правильно. Не всегда можно руководствоваться только здравым смыслом, иногда приходится делать глупости просто потому, что так принято. Самец-ползун может считать брачный танец глупым, но если он откажется исполнять его, ни одна самка не позволит ему оплодотворить ее яйца. Самка-ползун тоже может считать брачный танец глупым и отвратительным, но если она умна, она будет держать это мнение при себе. Потому что самцы твердо знают: хочешь понравиться самке – танцуй, а если твой танец самке не нравится, значит, ты ей не подходишь, ищи другую самку и танцуй для нее. А если самке не нравятся танцы вообще – это, наверное, какая-то странная самка, лучше не тратить свое семя на ее яйца, потому что из них вылупятся такие же странные дети, а кому хочется стать отцом странных детей? А если умная самка вдруг встретит случайно умного самца, разделяющего ее мнение о бесполезности брачных танцев, он станцует для нее, она сделает вид, что восхищена, она отложит яйца, он оплодотворит их и уйдет, и никогда не узнает, что только что встретил ту самую самку, которую искал всю жизнь. Он будет говорить "все бабы дуры" и будет искренне считать, что он прав. А самка будет говорить "все мужики черви" и тоже будет считать, что права. Потому что мало кто решается сознательно нарушить традицию, а из тех, кто все же решается, редко кому удается добиться чего-то осмысленного своей отчаянной попыткой.