Они толкали камень до тех пор, пока не выбились из сил. Камень оставался на месте. Когда они толкали его, он смещался, но стоило ослабить напор, как он немедленно возвращался на место. Объединенных сил двух измученных людей не хватило, чтобы выбраться из ловушки.
Потом они долго лежали на полу, собираясь с новыми силами. А потом снова толкали этот проклятый камень, и снова безуспешно. А потом Сантьяга сказал:
– Сдается мне, единственное время, когда этот камень можно вытолкнуть – час прилива. Как думаешь, как скоро он придет?
– Понятия не имею, – ответил Хулио. – Внутренний счет времени я потерял, а предвестники прилива отсюда не разглядеть.
Некоторое время они молчали. А потом неведомо откуда вдруг донесся странно знакомый голос, воскликнувший:
– Да пошло оно!
8
– Ого! – сказал Дейкстра. – Росинант, Зорька, надо подняться чуть выше. Внизу обвал, муть поднимается.
– Муть утомила, – сказал Росинант и зашевелил хвостом.
Джейн перегнулась через спину Росинанта и посмотрела вниз. Камни, ранее бывшие рыцарской скалой, будто ожили, они шевелились и оседали, некоторые отделялись от общей кучи и катились вниз по склонам.
– Там внизу Роланд! – воскликнула Джейн.
– Мы ничем ему не поможем, – сказал ей Дейкстра. – Роланд ловок, он увернется от падающих камней. А если не увернется, то никто из нас тоже не увернется.
Фиона проснулась и снова начала скулить. Ее тонкий голубой писк сильно действовал на нервы.
– Замолчи, Фиона! – крикнула Джейн.
– Дейкстра, дай ей какое-нибудь яйцо, – посоветовала Зорька. – Меня ее писк тоже утомил.
– Я бы давно уже дал, но Джейн запретила, – сказал Дейкстра.
– Джейн не твой король, – заметила Зорька.
– Я знаю, – сказал Дейкстра. – Однако я считаю недопустимым расстраивать ее без очень веских причин.
– Как знаешь, – сказала Зорька. – Может, ты и прав, может, нам и не придется голодать.
– Зорька! – воскликнул Дейкстра.
– Ой, – сказала Зорька. – Вечно я болтаю лишнее.
– Моя Зорька любит говорить, – подтвердил Росинант.
И в этот момент Джейн поняла, что имели в виду Дейкстра и Роланд, когда обсуждали, дать Фионе чужое яйцо или не дать. Как же это чудовищно! Она крутила эту мысль в мозгу так и эдак, и никак не могла поверить, что мудрый Дейкстра и благородный Роланд могли на полном серьезе обсуждать такую гнусность. Роланд, правда, устыдился и замял разговор, но Дейкстра, похоже, вообще ничего не стыдится! Как ему только могла придти в голову подобная мерзость!
– Люди не едят людей! – воскликнула Джейн. – Сам Джа лично передал первым людям этот завет, и не тебе нарушать его волю! Неисчислимые бедствия повлечет за собой это преступление!
Дейкстра ответил на обвинение такими словами:
– Неисчислимые бедствия уже произошли, и я не представляю, что может стать хуже, чем то, что уже случилось. Скорее всего, человеческий род доживает последние дни. И я считаю, что мы, последние люди, должны сохранить и продолжить свой род любыми средствами, какими бы они ни были. Я не считаю, что заветы Джа сохраняют смысл. Не знаю, случилось ли пробуждение вулкана по воле Джа или нет…
– Каждая чешуйка, слетающая с рыбьего тела, слетает по воле Джа! – перебила его Джейн.
– Да, я тоже знаю эту пословицу, – сказал Дейкстра. – Однако… Ну ладно, допустим, вулкан вылупился по воле Джа. Но тогда получается, что Джа сознательно решил уничтожить человеческий род, почему-то ставший ему отвратительным. Если так, каков смысл подчиняться заветам того, кто стал врагом?
Джейн нервно хихикнула и сказала:
– По-моему, ты страдаешь манией величия. Кто ты и кто Джа? Да ты козявка между его присосками!
– А вот эта пословица мне не нравится, – сказал Дейкстра. – Но, допустим, ты что права. Тогда объясни мне, какое козявке дело до желаний того, кто вознамерился выковырнуть ее и раздавить.
– Я не буду ничего объяснять, – сказала Джейн. – Я знаю, ты искусен в словесных играх, но я все равно знаю, что я права, а ты нет.
– Слив засчитан, – прокомментировала Зорька.
– Расслабь антенну, животное! – рявкнула Джейн. – Не тебе судить меня и не тебе сравнивать мои речи с испражнениями!
– Молчу, молчу, – пробормотала Зорька. И добавила, очень тихо: – А нет ли в этих словах какого-нибудь акулоненавистничества?
– Нет, – заявила Джейн. – Просто каждый должен знать свое место, отведенное ему волей Джа. От века заведено, что рыцари охотятся, травоеды едят траву и собирают пленку и веревки, а акулы возят на себе рыцарей и мясо. Так установил Джа, и да будет так, ибо если люди перестанут соблюдать заветы Джа, то окажется, что позволено все, нет ничего преступного, и люди уподобятся диким рыбам и червям.
– У тебя логическая ошибка в рассуждениях, – заметил Дейкстра. – Не каждое общепринятое правило является заветом Джа, и не каждый завет Джа применим к общепринятым правилам. Вот, например…
– Да замолчи ты! – перебила его Джейн. – Не хочу тебя слушать, я тебя ненавижу и твою людоедскую логику тоже ненавижу! Оно неправильна, и потому неверна!
Дейкстра помолчал немного, а затем задал вопрос, обращенный, казалось, к самому себе:
– А может, просто сбросить ее вниз, чтобы не пищала?
– Не думаю, что это толковая идея, – ответила ему Зорька. – Во-первых, за все время, что мы плаваем вокруг, я не видела ни одной достойной добычи. По-моему, все рыбы, обитавшие в этих водах, погибли от извержения, а те, кто не погиб, уплыли в холодные пустоши, охваченные ужасом. Мне неприятно говорить об этом, но нас ждут голодные дни. А во-вторых, Джейн скоро потеряет разум, и я не понимаю, Дейкстра, почему ты воспринимаешь ее слова всерьез? Из уважения к покойному Дуайту?
– Не знаю, – ответил Дейкстра после долгой паузы. – Просто мне кажется, что так будет правильно. Кое в чем Джейн права. Если будет позволено все, и не будет ничего преступного, люди действительно уподобятся диким рыбам и безмозглым червям. Раньше правила нашего бытия определялись заветами Джа, но теперь заветы утратили смысл, а я не Джа, чтобы легко сформулировать новые заветы. Я просто делаю то, что считаю правильным, потому что… Нет, ну а как может быть иначе?
Зорька вдруг нервно хихикнула.
– Антенне своей не верю, – сказала она. – Великий мудрец и герой обсуждает основы бытия с глупой акулой. Мир перевернулся.
Неожиданно Джейн почувствовала, как глубоко в недрах ее тела рождается новое и незнакомое чувство, оно распространяется по телу и телу становится легко, хорошо и удобно, а все, что волновало и мучило, становится мелким, незначительным и несущественным. Только одна вещь во всей вселенной заслуживает внимания матери – ее яйца. Она знала, что происходит сейчас с ее телом – семя Дуайта соединилось с ее семенем, и в яйцах, пока еще маленьких и очень мягких, зародилась новая жизнь. Если на то будет воля Джа, через должное время эти яйца обретут положенный размер, обрастут плотной оболочкой и покинут тело матери. К этому времени она полностью утратит разум, но это ее не пугает. Потому что нет во всей вселенной большего счастья, чем счастье женщины, готовящейся стать матерью.
– Делайте что хотите, – сказала Джейн.
И погрузилась в сладкие материнские грезы.
9
– А ты неплохо плаваешь, Сантьяга, – сказал Роланд. И уточнил: – Для травоеда, конечно.
Сантьяга ничего не ответил, он был полностью поглощен сложной задачей удержать равновесие, балансируя в переменчивых потоках. Жабры Сантьяги тяжело вздымались, он двигался неловко и расходовал слишком много сил, у него не получалось строго выдерживать направление, каждый толчок мантийных мышц бросал его тело то в одну сторону, то в другую, и получалось, что травоед плывет зигзагом. Но это не удивительно, удивительно, что травоед вообще плывет.
Восходящий поток подхватил Роланда, он расслабил мантию и сказал:
– Отдохни, Сантьяга, расслабься. Течение вынесет нас куда надо.
Некоторое время они молчали, а затем Роланд решил, что есть вещи, которые нужно обсудить прямо сейчас, наедине, без участия Дейкстры и Джейн.
– Скажи мне, Сантьяга, зачем ты начал все эти дела? – спросил Роланд. – Мой народ, договор… Дуайт тебя чем-то обидел? Или ты действительно считаешь, что травоеды – особый народ, достойный особого уважения?