Мужчина застонал. Долл содрогнулся. Он ничего не смыслил в искусстве врачевания, а этот человек явно умирал. Мертвые, которые погибали не своей смертью и уходили в другой мир без особых слов напутствия, не могли упокоиться. Их разгневанные призраки восставали из тел и подстерегали беспечных путников, чьи души утоляли их голод, а сами путники становились их рабами навеки. Дед Долла рассказывал такие истории зимой перед очагом, и Долл понимал, что ему грозит опасность страшнее, чем смерть, ибо он не знал сокровенных слов, которыми следовало вымостить дорогу умирающему.
Он попытался подняться, но слишком одеревенел, чтобы встать на ноги, а лодыжка у него — теперь, в неярком утреннем свете, он мог отчетливо это разглядеть — опухла, так что стала размером с кочан капусты, и наливалась пульсирующей болью, поэтому не могла выдержать его веса, даже если бы он попытался убежать прочь на четвереньках.
Окровавленный мужчина пошевелился, снова простонал и открыл глаза. Долл уставился на него. Налитые кровью зеленые глаза, в свою очередь, уставились на Долла.
— Святой Фальк! — выдохнул мужчина. Голос у него был хриплый, но вполне твердый, ничуть не похожий на голос умирающего. В нем звучала скорее досада, чем что-либо еще. Он оглядел себя и поморщился. — Что случилось, парень?
Долл подавил тошноту, сглотнул и впервые за многие дни заговорил вслух:
— Не знаю… господин.
— Ох… моя голова… — Мужчина на миг прикрыл глаза, потом снова взглянул на Долла. — Принеси-ка воды, парень, и хлеба…
Более неуместной просьбы и придумать было нельзя, и Долл нервно прыснул. Раненый нахмурился.
— Хлеба нет, — объяснил Долл. В животе у него оглушительно заурчало. — И бурдюка для воды у меня тоже нет.
— Я что, не в кабаке? — Мужчина с усилием приподнялся на локте, и его брови поползли вверх. — Да, похоже, что нет. Что это за место, парень?
— Не знаю, господин.
На этот раз слово «господин» удалось ему куда легче.
— Так значит, ты тоже заблудился?
— Я… так значит, вы не умираете?
Мужчина расхохотался, но смех тут же сменился стоном.
— Нет, парень. Меня голыми руками не возьмешь. А с чего ты… — Он окинул себя взглядом и пробормотал: — Кровь, вечно кровь. — Потом зажмурился и покачал головой. Когда он открыл глаза в следующий раз, его лицо неуловимо изменилось. — Послушай, парень, судя по шуму, здесь где-то недалеко ручей. Можешь принести оттуда воды? У меня есть бурдюк… — Он принялся хлопать себя по бокам, потом покачал головой. — Похоже, больше нет. Должно быть, меня обчистили. Здесь что, были грабители?
— Я их не видел, — сказал Долл. Не исключено, что этот человек сам был грабителем. — Я услышал какие-то крики в темноте. Потом я упал…
Теперь глаза раненого взглянули на него так, как будто тот впервые увидел его по-настоящему.
— Клянусь богами, ты упал? Вид у тебя немногим лучше, чем мое самочувствие. Ты спас мне жизнь, — сказал мужчина. — Не у каждого хватит смелости в темноте броситься на помощь неизвестно кому и бросить вызов двум вооруженным грабителям, а ты ведь совсем еще мальчишка.
Долл почувствовал, что ушам стало жарко.
— Я… я не собирался… — выдавил он.
— Не собирался?
— Нет. Я упал с обрыва.
— Тем не менее твое падение спасло меня, не сомневаюсь. Ох! — Еще один стон, и мужчина с трудом уселся на земле и ухватился за голову, как будто боялся, что она может свалиться и куда-нибудь укатиться. — И зачем только я пью эту отраву, которую называют элем…
— Ради спасительного забвения, — повторил Долл отцовские слова.
Ответом ему был хриплый хохот.
— Да, это верно, хотя ты еще слишком зелен, чтобы рассуждать о забвении. Ты… — Раненый внезапно умолк и уставился на землю рядом с рукой Долла. — Где ты это взял? — спросил он.
Долл совсем позабыл о ноже, который лежал на земле, поблескивая в первых лучах солнца. Он быстро протянул руку и накрыл его ладонью.
— Сестренка дала, — ответил он. — Простая деревяшка.
— Я вижу, — сказал мужчина. Он покачал головой и зарычал от боли. Этот звук был знаком Доллу; отец напивался каждые три месяца, сколько Долл себя помнил. Незнакомец кое-как встал на четвереньки и пополз к ручейку, где принялся пить и плескаться, а потом поднялся и стащил с себя окровавленную одежду. Уже совсем рассвело, и Долл разглядел синяки и порезы на коже цвета слоновой кости, хотя у него на боках и так уже живого места не было от старых шрамов.
Пока мужчина был занят своими делами и не обращал на него внимания, Долл потянулся, морщась от боли — такое впечатление, будто его всю ночь усердно били палкой, — и подобрал деревянный нож. Если он смог справиться со змеиным укусом, может, и распухшая лодыжка будет ему под силу? И, если уж на то пошло, запекшаяся царапина, которую оставил у него на ноге острый камень?
Мужчина обернулся, когда Долл еще прижимал нож к лодыжке.
— Что ты делаешь? — спросил он резко.
— Ничего, — ответил Долл и поспешно спрятал руки за спину. — Просто проверяю, не больно ли ее трогать.
— Гм. — Мужчина вскинул голову. — А знаешь, парень… Да, кстати, как тебя зовут?
— Долл Дырявы… Долл, сын Гори, — ответил Долл.
— Долл Дырявый? Никогда не слышал.
— Отец зовет меня Дырявые Руки, — сказал Долл с поникшей головой.
— Тогда уж Дырявое Тело. Смотри, как ты ободрался, — усмехнулся мужчина. Долла бросило в жар. — Ну-ну, парень, не ершись. Твое падение отпугнуло грабителей. Может, это произошло случайно, но для меня пришлось очень кстати. Давай-ка займемся твоими ранами…
— Это не раны, — сказал Долл. — Так, пустяки, просто порезы.
— Ну, порезы там или что, а подлечить их не помешает, — ответил незнакомец. Он огляделся по сторонам. — А здесь как на грех нет никаких нужных трав. Надо идти в лес, а с такой лодыжкой ты далеко не уйдешь.
— Простите, — пробормотал Долл.
— Ничего, — отмахнулся мужчина. — Погоди-ка, я только смою кровь…
Он понес скомканную рубаху обратно к ручью. Долл ахнул. Он что, собрался осквернить ручей кровью? Но незнакомец уселся на землю, стащил один сапог и зачерпнул им воды, потом запихнул внутрь рубаху и принялся энергично трясти его. Вода, которая выплескивалась оттуда, была розовой; он плюхнул влажную рубаху на землю, выплеснул окровавленную воду в траву и повторил все снова. Это, конечно, было нехорошо, но он хотя бы не полоскал в воде саму рубаху.
После нескольких смен воды он вернулся к Доллу с мокрым комом рубахи, выжал ее и склонился над ногой Долла.
— Будет больно, парень, зато потом станет легче. Было действительно больно, каждое движение ноги отзывалось болью, а мокрая рубаха казалась ледяной. Незнакомец обмотал ею лодыжку и натуго затянул ее при помощи рукавов. Долл чувствовал, как пульсирует под тугой повязкой кровь.
— А теперь, парень, давай руку.
Долл протянул ему руку не задумываясь; мужчина ухватился за нее и одним движением вздернул его на ноги.