Брэм всю жизнь писал «одну книгу». Книга имеет десяток больших томов. Это был подвиг жизни. Гиляровский всю жизнь писал «одну книгу». Мы знаем и бережем этот памятник ушедшей Москвы. Экзюпери, совсем недавно овладевший нашили чувствами, всю жизнь писал «одну книгу» о человеческом Благородстве, о Долге и о Земле. Можно было бы дальше называть имена людей, для которых писательство было неотделимо от жизни. Оно просто не имело бы смысла, если бы человек изменил себе. Экзюпери говорил: «Прежде чем писать, я должен жить». Писательство и жизнь для этих людей не были чем-то вроде: «работа» и «после работы». Книга являлась следствием образа жизни, образа мыслей, избранного занятия. Живи человек иначе, он бы ничего нам не оставил. Это, наверное, исключения из общего правила, но и не очень редкие исключения.
Во Франции в прошлом столетии жил один учитель- чудак. Бросил учительство и с лупой целыми днями лежал в бурьянах, наблюдал жуков и козявок. И так всю жизнь пролежал в траве с лупой. Добропорядочные селяне смеялись, конечно, над чудаком. Но вот чудак разогнулся и рассказал, что он увидел в сухих бурьянах. И так рассказал, что мир вот уже сотню лет не может оторваться от его книги. Ее недавно переиздали у нас. «Жизнь насекомых» Фабра надо прочесть каждому, так же как хоть один раз в жизни надо заглянуть в микроскоп и поглядеть в телескоп на звезды.
Зуев чем-то напоминает французского «чудака». Семя его талантливой книги было заложено в детстве. «Грибы я искал, еще не умея как следует говорить. Мать у овина посадит, молотит с отцом снопы, а я ползаю, ищу в листьях грибы...» Школьное сочинение о природе двенадцатилетнего Дмитрия Зуева в 1900 году послали на Парижскую всемирную выставку... Первый хлеб человек заработал учительством, потом стал конторщиком, бухгалтером в Петербурге, потом репортером газет. Работал в «Утре России», позже в «Известиях». «Одной ногою стоял в газете, другой — в лесу». «Заметки делал часто на пнях, а в редакцию являлся с рюкзаком и ружьем». Лес победил газетчика. Человек редко стал появляться в городе. «Чудак...» Он и правда, жил наподобие лермонтовского Казбича: «одежда в лохмотьях, оружие — в серебре». Все имущество: рюкзак, неизменный монокль, жаровня и табакерка. Зато ружье — английской работы, самой высокой цены, «второе в Москве — только у Ворошилова». Теперь он, как и в молодости, метко стреляет, хотя один глаз у него с детства не видит...
«Лесного человека» давно заметили. В юности на литературных вечерах Зуев встречался с Иваном Буниным, был близок с Пришвиным, Новиковым-Прибоем и Ставским. Он мог вести серьезные беседы о судьбах литературы и писал... заметки в вечерней газете. Писал о том, что увидел и разгадал в лесу, что подслушал на деревенских праздниках. Было еще и трудно, и чувствовал он себя временами «гадким утенком». Его поддержали те, для кого он писал. Гора читательских писем. Люди разглядели в коротких заметках и поэзию, и копилку дорогих наблюдений...
Одна большая страсть руководила человеком семьдесят лет. Одна большая страсть в человеческой жизни всегда приносит плоды.
В. ПЕСКОВ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГРИБЫ
ЛИЦОМ К ЛИЦУ С ПРИРОДОЙ
Мне лепетал любимый лес:
Верь, нет милей родных небес.
Нигде не дышится вольней
Родных лугов, родных полей..,
(Н. А. Некрасов)
Диво-дивное необыкновенного сентября!
...Под сенью густой листвы любо мечтателям-грибникам неторопливыми шагами измерять золотые промежутки солнечных полянок в белых колоннах ясных берез, внимать тишине. Лучистый блик оселком накидывается на поздние лиловые колокольчики, на красные, как маки, подосиновики. Их уже не отличить от кругло-красного листа осины. В упор слепит, будто повязку на глаза надевает, сентябрьское солнце, рябит в глазах от цветного лоскута опавшей листвы.
Сентябрь — золотой месяц грибников-отпускников, туристов.
Тысячи грибников выезжают в гостеприимные леса. Не потолок квартиры над головой, а высокая лазурь и крики журавлей. Не теснят стены, а открывается широкий кругозор лесной дали, простор полей, очаровательный берег любимой реки.
«Какое счастье быть с природой»,— говорил Л. Н. Толстой.
Бушует золотая вьюга листопада. Больше, чем сама весна, красна бодрым вдохновением именно золотая осень, восхищавшая всегда русских поэтов, художников, композиторов.