Это было белое каменное здание с шиферной крышей. У входа висела вывеска, названия которой я не смог прочитать, ибо написано оно было, вероятно, на грагосском. К входной двери вела мощёная дорожка. Слева бил небольшой фонтан в мраморной оправе. Справа стояла скамейка для отдыха гостей.
Дверь была остеклённая. Я поспешил в фойе.
За большим письменным столом, оснащённым писчими принадлежностями, никого не оказалось. Я лишь вошёл, лишь ступил сапогами на сверкающий пол, разукрашенный орнаментами цветастыми, как тут же взгляд устремил вперёд. Ух, вот это да! Впереди – остеклённое помещение под куполом. В центре его, просторного и светлого, размещался пьедестал, на котором стоял большой, широкий биплан. Выкрашен он был в серебрит и изрисован лозами да лепестками. Я не люблю эту устаревшую самолётную схему, но на этом биплане я бы пролетел пару заходов и распылил бы удобрение и другой полезный корм для гербер да тюльпанов. Ведь именно для этого и используются такие самолёты ныне. Этот уже не летает, но когда-то он не был символом, он летал и приносил прок. И всё же таков удел бипланов сегодня. Небесная война тормозит кардинальные преобразования, но поощряет модификации. Один человек однажды вывел Небесную войну на новый, «моноуровень». А этим самолётам не место в новой эпохе Небесной войны. Они - символ. С каждым годом символ полива и удобрения. Цветов, злаков, кукурузы…
Где же работница приёмной? Вышла?
Расписаться и всего делов. А в какой книге? Не видно. Придётся ждать. Ладно, подождём.
Бросив ещё раз взгляд на самолёт, я вышел на улицу.
Молодое солнце зрело, разгораясь. Становилось тепло.
Небо такое яркое. У меня впечатление создавалось, что здесь оно всё время такое. Будто этот пёстрый ковёр цветов как-то по-особому отражает в небесах зарю, полдень и закат. Почему так здесь лишь?..
Я огляделся. Просторы. Свобода.
И тут…
Справа от меня, чуть поодаль от стены здания в ровных рядах красных цветов бил ручей. На левом бережке его, склонившись, зачерпывала в ладони прозрачную воду девушка дивной красоты. Я оторопел, мне-то казалось, я один тут. Но сложно было не смотреть на неё. Она была так похожа на…
Белый с цветочками сарафан то и дело теребил ветерок. Слишком много он позволял, позволял увидеть стройные сильные ножки прелестницы, обутые в сандалии. Я уже не сводил глаз. Длинные локоны цвета именно такой золотисовой зари, которую увидеть и можно лишь на Тахисаро, спадали по обе стороны. Струились они ниже плеч, таких стройных. Очаровательное создание смотрело на весело журчащий ручеёк. Смотрела девушка на него в одно мгновение, а в другое уже глаза на меня подняла. Я не заметил, как двинулся навстречу.
Глаза зелёные. Глаза игривые, манящие, кругленькие, чуть косенькие, точно элевенские, и полные лучезарной жизни.
Она смотрела на меня.
Губки розовые, нежные улыбнулись мне ласково, но загадочно.
И тут прелестная дева встала и, махнув мне рукой, устремилась вверх, к истоку ручья словно.
Я не понял, зовёт она меня, что ли? Послышался мелодичный смех.
Я побежал следом.
Что за наваждение?
Может, это работница фойе?
Я обогнул здание. Побежал вперёд, по опушке холма, вдоль рядов цветов.
Неровно под ногами было. Цветы зарябили в глазах. Будто волны, то накатывали они, то ниже опускались в своём многообразии. Сарафанчик мелькал.
Пещера.
Я прибежал к пещере. Вспомнил об экскурсиях, о диких цветах внутри.
Смех… Она побежала туда.
Я ринулся за ней.
Зачем? Может, стоило предупредить моих…
Лазурный свет мягко обнимал коридоры из камня. У стен росли удивительные кувшинки, исторгающие свечение. Журчала капель. Я шёл. Повороты. Много их.
Развилка. Куда ж идти? Назад. Наваждение какое-то.
Неудобно стало, не догнал девушку и назад поплёлся. Но боялся я заплутать в этом каирне.
Капель. Под ногами ручеёк. Не тот ли?
Ещё цветы на стенах. Не помнилось мне, что б видел их. Фиолетовые, разрослись. Аромат и свежесть невероятная. Ах!
Развилка. Опять. Но та была первой, эта откуда? Я ж шёл вдоль кувшинок!
Заплутал. Пошёл назад к той развилке.