Сын (для себя). Значит, огонь…
Профессор. Раньше у костров собиралось племя, древние люди пели песни, устраивали пляски, имитировали движения животных, кто-то был оленем, кто-то охотником. Они совершали свои обряды и верили, что это поможет, что охота будет удачной, что племя не будет голодать. Потом открытый огонь горел в очаге жилищ, в домах, в замках, которые освещались факелами. В темноте ночи, в холоде зимы только огонь спасал человека. Огонь и согревал, и освещал, он помогал избавиться от страха – страха перед неизведанным, перед злыми силами, духами тьмы. Современный человек редко сталкивается с открытым огнём, но, сидя у костра, он глядит и глядит на пламя, на языки огня, на пляшущую стихию… Даже тот, кто не привык думать, чувствует, что огонь – это могучая сила, это жизнь и смерть, это пульс природы.
Сын. Отец, да ты настоящий поэт.
Профессор. Ну что ты. Просто мысли вслух.
Сын. А работа?
Профессор. Работающие люди – это тоже движение. Движение – это жизнь, изменение, развитие, порыв вперёд, в будущее, попытка овладеть временем, подчинить себе обстоятельства. Когда человек работает, пространство и время упорядочиваются и как будто подчиняются человеку. И человек чувствует себя творцом своей судьбы, он сильнее, чем в покое, хотя и в покое может созидать силой мысли.
Сын. А когда мы глядим на работу других?
Профессор. Мы мысленно приобщаемся к ней, видим, как другие преобразуют мир, упорядочивают его. Даже если работа не приносит блага, например разрушает природу, человек об этом может не подозревать, он верит в свои силы, свой разум, свои руки, он чувствует свою силу, и это передаётся другим, заражает тех, кто рядом, энтузиазмом, желанием тоже что-то сделать, оставить свой след на Земле.
Сын скептически смотрит на отца.
Строители могут казаться муравьями на высотном доме, но каждый из них в какой-то момент чувствует себя гигантом, потому что сделал это – построил огромное здание. Это профессиональная гордость.
Сын закидывает голову, задумчиво смотрит вверх.
Учитель сильно устаёт от каждодневной текучки, суеты, ответственности, но, глядя на подросших учеников, может гордиться тем, что его труд, старания, нервы, заботы реализовались в детях, оставили след в их сознании, в их душе.
У сына остановившийся взгляд.
Парикмахер умелыми движениями приводит в порядок наши волосы, творит красоту. Повар готовит обед в столовой и чувствует удовлетворение от того, что голодные люди могут насытиться вкусной едой. Это тоже гармония. Можно не думать об этих вещах, но даже глупый человек что-то такое чувствует, вот почему любит смотреть на чужую работу, на процесс созидания чего-то нового.
Сын. Да, это всё хорошо. Я вроде бы не глупый, но вряд ли смог бы так объяснить, как ты.
Профессор. Ты просто не пытался.
Сын. Как хорошо, что есть с кем поговорить по душам.
Профессор улыбается.
Спасибо, отец. Дай обниму тебя.
Профессор. Мой мальчик…
Они обнимаются. Квартира «закрывается».
Явление второе
«Открывается» вторая квартира. Мать стоит у окна, дочь сидит за компьютером.
Мать. Опять пасмурно. Солнца нет уже несколько дней. Когда же это кончится?
Дочь. Опять скулёж. Ты мне мешаешь.
Мать. Такси подъехало… О, сын профессора!
Дочь (вскакивает, подходит к окну). Вернулся…
Мать. Как он хорош! Красавец мужчина!
Дочь пристально смотрит.
Дочь. А ты не могла бы… по-соседски…
Мать. Что?
Дочь. Ну, как-нибудь… Может, к нам их пригласишь?
Мать (изумлённо). А повод?
Дочь. Ну будто у меня день рождения.
Мать. Они не придут.
Дочь. А ты попробуй.
Мать. Это невозможно, неловко.
Дочь. Ну ради меня! Когда я тебя о чём-то просила?! Тебе трудно хоть что-то сделать для меня?! Да?!
Мать. Не кричи. Я попытаюсь. Но не вини меня, если они не придут.
Дочь. Тогда завтра!
Мать. Господи…
Дочь. Нет, сегодня пойди и скажи, что у меня день рождения в субботу. Пригласи их, да понастойчивей!
Мать. Хорошо, сделаю, как ты просишь, но не вини меня…